– Что скажешь? – спрашиваю я. Собака осторожно подходит к мячу, обнюхивает его и чихает. Я бросаю его на несколько метров, и шпиц смотрит на меня как на умалишенную.

Когда мы возвращаемся с площадки, Пегги направляется прямиком на диван и занимает привычное место, всем своим видом давая понять, что сделала огромное одолжение, сопровождая меня на прогулке. Я наполняю чайник, когда слышу стук в дверь кухни. Оборачиваясь, я вижу Крупного Рогатого Кэла в коричневой клетчатой рубашке и встречаю взгляд его безумно голубых глаз. Я подхожу к двери и открываю ее. Словно назло мне, он еще привлекательнее, чем я его запомнила. Кэл кивает в сторону моего виска.

– Как боевой шрам?

Я тянусь рукой к уху.

– Думаю, все в порядке. Впрочем, не уверена. Но я определенно вас слышу. Это уже кое-что.

– Пожалуй, мне стоит взглянуть. Как вашему лечащему врачу. – Он смотрит на меня, как будто ожидая разрешения.

Серьезно?

– Хм. Ладно. – Я подхожу чуть ближе и поворачиваюсь к нему боком, поднимая руку, чтобы убрать волосы. Кэл наклоняется ко мне, приближаясь почти вплотную. Осторожно подхватывая внешний край моей ушной раковины, он оттягивает ее вперед и внимательно всматривается.

Так ли уж это необходимо?

Некоторое время он молчит, но я чувствую, как от его дыхания встают дыбом волоски на затылке.

– Ну и как? – спрашиваю я.

– Все хорошо, – бормочет он. – Но я не специалист. Как ни странно, собачьи уши сильно отличаются от ушей человека, – замечает он и слегка тянет мое ухо вперед. – Во-первых, они мягче, – продолжает он. – И более гибкие. Не говоря уже о том, что покрыты шерстью. Кроме того, слух у собак гораздо острее, чем у нас.

– Так вы хотите сказать, что мои уши не выдерживают сравнения? Полный отстой?

– Ну да.

– Я не против собачьих ушей. Думаю, меня бы устроили… уши бассет-хаунда.

Он отстраняется и смотрит на меня с удивлением.

– Бассет-хаунда?

– Зачем иметь маленькие ушки, как у чихуахуа, если можно обзавестись роскошными длинными, толстыми и висячими? – Он косо смотрит на меня. Очевидно, принимает меня за сумасшедшую.

– Ваше ухо в полном порядке, – говорит он.

– Никаких рубцов не останется?

– Думаю, нет.

– Спасибо, доктор.

– Ветеринаров здесь не называют докторами. Мы в деревне не гонимся за модными титулами.

– Ладно. А как мне вас называть? – Крупный Рогатый Кэл, наверное? Он колеблется, словно читает мои мысли.

– Просто Кэл.

– Хорошо. Кэл.

– Что ж, вижу, ты не сбежала обратно в великую метрополию, – говорит он.

– Нет. Я все еще здесь. Еще не вкусила всех прелестей, которые может предложить сельский Девон, – беззаботно отвечаю я.

– И что же это за прелести? – Он прислоняется к косяку двери и вопросительно поднимает бровь, вынуждая меня перечислять.

– О, а то ты не знаешь. Взбитые сливки, скрампи[22]… – Я задумываюсь, отчаянно пытаясь вспомнить, чем еще славится Девон.

– Красные Рубины?[23] – предлагает он.

– И это тоже, – киваю я. Хотя понятия не имею, едят красные рубины или носят их, но против цвета не возражаю.

– Только не в сыром виде, – советует он.

– Я люблю во фритюре, – несколько опрометчиво заявляю я. Крупный Рогатый Кэл самодовольно улыбается, словно вопрошая: Неужели? Я чувствую, как кровь приливает к лицу, и тотчас сожалею о своем комментарии. Кэл заглядывает мне через плечо.

– Кстати, а где Джез?

– На улице.

– Я обещал завезти ей это. – Он протягивает мне небольшой коричневый пакет. – Только пусть держит в холодильнике.

Я заглядываю в пакет, полагая, что там продукты. Но внутри дюжина крошечных белых пластмассовых формочек в виде конусов. Я поднимаю на него недоуменный взгляд.