На беду мою сбежать из гостиной не было ни единой возможности – часть моих обязанностей состояла именно в том, чтобы помогать миссис Мидуэл принимать гостей. Так что приходилось мило улыбаться и делать вид, будто ничего не понимаю и замечаю.

– Я сегодня была в церкви вместе с мужем, – как бы между дело обронила миссис Картрайт.

Ее муж, мистер Джером Картрайт, был церковным старостой и безмерно гордился своей должностью, поэтому старался проводить в церкви как можно больше времени и вникал во все дела, чем немало досаждал прежнему викарию.

Гордился мистер Картрайт и своей женой, которая была младше его на двадцать лет и отличалась особенной, совершенной и бездушной красотой, которая восхищает в мраморных статуях и пугает в людях.

Прежде церковь не входила в сферу интересов Элен Картрайт. Впрочем, сфера этих интересов была настолько невелика, что в нее вообще мало что могло войти. Однако появление нового викария, очевидно, заставило молодую женщину пересмотреть свои приоритеты.

– Преподобный Дарем был так любезен, – продолжился щебет рыжеволосой красавицы.

Она смотрела на меня, однако, поскольку не обращалась напрямую, я сочла возможным не отвечать. Тем более, и без того нашлось, кому поддержать животрепещущую тему нового викария.

– Преподобный удивительно образованный и умный человек, нашему приходу очень повезло получить такого пастыря, – подхватила миссис Мэтьюс.

Все присутствующие по десять раз перечислили достоинства молодого священника, после чего перешли к самому злободневному – нашим с ним отношениям.

– Но как так могло выйти, дорогая Элизабет, что вы ничего не знали об этом обручении? – проявила необузданное любопытство миссис Картрайт.

Я украдкой поморщилась.

– Должно быть, пока я была в школе, отец не хотел, чтобы я размышляла о мужчинах и замужестве, а после просто не успел сообщить. Несчастье случилось буквально через неделю после того, как я вернулась домой.

Такое объяснение всех устроило.

– Вероятно, ваш батюшка, Элизабет, выбросил из головы эту старую договоренность, – предположила миссис Браун, живущая на соседней улице неподалеку от нас. – В конце концов, вы были близки с семьей графа Карлайла. Полковник мог рассчитывать, что вы, с вашими красотой и умом, обратите на себя внимание человека более высокого происхождения.

Я только пожала плечами.

– Признаться, понятия не имею, о чем думал папа.

У меня не было ни единого шанса этого понять.

Вообще, когда ты учишься в закрытой школе, в большинстве своем родители для тебя сродни Творцу. Они где-то есть, разумеется, любят и заботятся, но узнать их по-настоящему за то короткое время каникул, которое проводишь дома, не просто сложно – невозможно.

На самом деле, куда ближе, чем с отцом, я была со своей школьной подругой.
Элизабет и Бетани, Бетани и Элизабет, с самого первого года все в пансионе произносили наши имена только вместе, как единое целое. Мы жили в одной комнате, сидели за одной партой, увлекались одним и тем же… Вместе шалили и вместе же получали наказание от строгих наставниц.

Такая привязанность была не внове среди учениц подобных заведений. Долгое время лишенные возможности видеться с семьей, девочки подчас искали замену родственникам среди других воспитанниц. Однако чаще дружба подобного рода имела место среди девочек одного происхождения.

Мы же были по рождению не равны. Дочь выслужившегося военного и дочь графа, представителя магической аристократии, имели мало общего за пределами школьных стен.

Сперва наши отцы пытались вернуть все к положенному порядку, напоминая, что нам предстоит во взрослой жизни вращаться в разных кругах, однако мы с подругой упорствовали. А пока две упрямые девчонки стояли на своем и отчаянно цеплялись друг за друга, настроения в обществе поменялись и в моду вошел либерализм. Больше того, состоялось несколько браков настолько неравных, что газеты просто взорвались статьями – и восторженными, и негодующими. Оценка зависела от позиции, которую продвигало то или иное печатное издание.