Несколько веков монастырь находился в запустении. И только в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году он был возрождён как женский. Тогда-то там и возобновили древнюю традицию содержания и кормления кошек».

Вот так одинаково, словно под копирку, свистели на экскурсиях в одну дуду все кипрские гиды. Я же в дополнение к этим общеизвестным фактам насколько мог талантливо и артистично бонусом выдавал ещё и Сефериса.

В тот погожий солнечный денёк, когда Мавританский со своими балерунами скучились на палубе вместе с другими участниками моей разношёрстной экскурсионной группы, я, как мне показалось, был в особенном ударе, и стихи нобелевского лауреата сами собой ритмично струились из моих уст под романтический аккомпанемент плеска морских волн за бортом нашей яхты:

– «А вот и Каво Гата, – молвил капитан

и показал на низкий голый берег,

едва видневшийся за пеленой тумана. –

Сегодня рождество. Вон там, вдали,

в порывах веста из морской волны

явилась Афродита. Камнем Грека

зовётся это место. Лево

руля!» Мне помнится, глазами Саломеи

смотрела кошка, год спустя её не стало,

а Рамазан, как он смотрел на смерть

в снегах Востока, день за днём

под леденящим солнцем,

малютка-бог, хранитель очага.

Не медли, путник… «Лево

руля», – ответил рулевой.

Обычно в такие моменты экскурсанты стояли и слушали меня разинув рты. Но в этот раз я вдруг заметил, что восторженные взоры публики обращены совсем не на меня и даже не на берег, куда я указывал рукой, а на что-то за моей спиной.

Обернувшись, я увидел, как тут же на палубе, в трёх метрах от меня, высокая стройная девица в белом лёгком коротком платьице и телесного цвета легинсах, закинув ногу на леер, энергично выполняла балетные растяжки. Не обращая никакого внимания на окружающих, она будто в балетном классе попеременно закидывала ноги на перила ограждения яхты и изгибалась всем своим обворожительным телом, принимая самые откровенные соблазнительные позы. Понятно, что при таком раскладе экскурсантам было не до Сефериса.

Я всегда считал, что быть с толпой или в толпе – это признак скудоумия или трусливой души. Должен признать, что в этой девушке трусости не было и в помине. В своём белом платьице и легинсах она всеми средствами стремилась выделиться из общей группы туристов и оказаться в центре внимания. И это ей, безусловно, удалось. Хотя, что значит – всеми средствами? У неё было одно – и ещё какое! – испытанное оружие. А вернее – даже два: продольный и поперечный шпагаты!

Увидев, что она вытворяет на палубе, словно фехтуя своими длиннющими ногами, я и сам открыл рот и чуть было не позабыл стихов. Но, взяв себя в руки, добавил децибелов в голосе и зычно продолжил:

– …сейчас, быть может, друг мой

один и взаперти, среди картин,

за рамами напрасно ищет окна.

Ударил корабельный колокол, как будто

упала гулко древняя монета

давно исчезнувшего государства,

будя воспоминанья и преданья.

Но гимнастка не унималась, а потому мои усилия не возымели никакого успеха. А когда красотка эффектно уселась на планшире на продольный шпагат, балансируя раскинутыми в стороны словно крылья руками, – все экскурсанты в один голос изумлённо ахнули, а я натурально схватился за сердце.

Испугавшись, что она вот-вот свалится за борт, я резко бросился к ней, схватил за талию и, потянув на себя, грохнулся вместе с девицей прямо на палубу. Да так, что она оказалась на мне.

Все вокруг как по команде схватились за смартфоны, чтобы запечатлеть эту выдающуюся сцену. Со всех сторон кричали кто во что горазд: «Гарна дивчина!», «Вот это жопэ!», «Волочкова отдыхает!»

А один чудак на букву «м» сдуру даже ляпнул: «Харассмент!»