– Скажу тебе кратко: та квартира пока не моя. Но я надеюсь вернуться в неё. А пока живу скромненько на Аргуновской улице. Знаешь такую?

– Конечно, это совсем недалеко отсюда.

– Тогда пойдём сначала в «Гастроном» на проспекте Мира, а потом ко мне.

Они купили разную еду и небольшой кекс. Квартира на Аргуновской оказалась не такой уж скромной и к тому же очень даже неплохо обставленной. Юра сразу заметил пианино «Yamaha». Лена вначале что-то сыграла, как она сказала, «для создания интимного настроения», потом взялась готовить еду, завалив Юру вопросами и рассказывая о себе. Выяснилось, что Лена работает врачом, по профессии она гастроэнтеролог.

– То есть тебя пленили те же кишки в попочку?

– Ну, это слишком узко. В круг моих знаний входят и проблемы питания, и многое ещё. Я работаю на две ставки: терапевта в поликлинике и врача в больнице в Кунцеве, это ближе к тебе. А ты, оказывается, забыл старых знакомых, я имею в виду Колю с Наташей.

– Они же в Мексике.

– Не могут же они оставаться там на десять лет! Давно вернулись. Коля в больнице. У них три сына. Наташа говорит, что боится остаться вдовой, у Коли очень плохо с сердцем, это всё из-за климата и географического положения столицы.

– Надо мне позвонить им.

– Я сейчас наберу номер.

В квартире на Кутузовском проспекте к телефону подошла Наташа:

– Здравствуй, Юра, рада слышать твой голос. Ой, Юра, Коле совсем плохо! Я ему говорила, что надо бежать из этого проклятого Мехико, там жуткое плоскогорье и трудно дышать. Мы с папой даже другую работу ему подыскали, но он ни в какую. Я там всего полтора месяца выдержала, а он тянул лямку пять лет. Вот и попал в реанимацию.

– А какого он года рождения?

– Тридцать шестого. Не так уж много ему лет. А я родилась в сорок четвёртом, если ты ещё не знаешь. Страшно остаться вдовой с тремя сыновьями.

– Наташа, не спеши хоронить мужа. Он, возможно, серьёзно подорвал здоровье, но ещё выкарабкается. Не старик ведь. Надо всегда надеяться на лучшее.

– Вот и я это ей твержу, – вмешалась Лена. – И не таких вылечивают! Главное – не раскисай. Мы к тебе заедем.

После телефонного разговора с Натальей Юра подошёл к небольшой книжной полке и взял одну книгу, которую уже однажды полистал. Лена заметно напряглась. Юра спросил:

– Это на греческом языке, разве не так?

Лена несколько секунд молчала, потом тихо ответила:

– Да, на греческом. Я чистокровная гречанка. Как ты воспримешь моё откровение?

– Почему ты говоришь о своей национальной принадлежности таким тоном, будто я уличил тебя в чём-то предосудительном? И в чём тут откровение? Разве я когда-нибудь говорил что-либо плохое о Греции и греках? Я не так уж много знаю о Греции, но знаю только хорошее и поэтому к Греции и в особенности к красивым гречанкам отношусь хорошо. Никогда между нашими народами не было ни малейших трений. Ты прекрасная Елена, прямо как в знаменитом мифе. Я люблю прекрасную Елену, принявшую твой облик!

– Юрочка, прости меня. Я и мои родители сталкивались с плохим отношением к грекам. Мы ведь покинули Грецию из-за гражданской войны в 1948 году, когда мне было три года. Нам иногда жилось нелегко в СССР. И теперь мои родители опасаются, как бы отношение к нам не ухудшилось. На то есть причины, о которых я когда-нибудь тебе расскажу, если мы поженимся. Папин и мамин братья, много других наших родственников живут в Греции, там по-прежнему не любят сбежавших в СССР. Возвращаться в Грецию мы пока не рискуем. Мне удалось получить образование в СССР, у родителей хорошая работа, но у нас осталось чувство тревоги, и я не афиширую свою национальность. А ты что, знаешь греческие буквы? Между прочим, дома мы говорим по-гречески, я тут иногда ловлю греческое радио, встречаюсь с другими греками. Все греки здесь не знают, чего нам ожидать. Тебе трудно меня понять.