Он не торопясь приблизился, забрал из моих рук опустевший бокал. Налил еще вина.

– Но, судя по тому, как скудно содержимое твоего сундука, родители не слишком о тебе пекутся. Похоже, им и на жизнь твою наплевать, иначе приставили бы сопровождающего.

Да слава богу, что не приставили, какие бы мотивы у них ни были.

– И чем бы мне сегодня помог сопровождающий? Героически сложил голову у моих ног?

Блад, точно не услышав меня, продолжал:

– За что тебя сослали в монастырь так далеко? Застали с задранной юбкой?

– Да как ты смеешь! – вспыхнула я.

– Смею. – Его голос снова стал жестким. – Говори правду, чтобы я понимал, на что рассчитывать. Если мы несколько недель прождем ответа, а надежды не оправдаются, плохо будет в первую очередь тебе. Итак, за какую провинность тебя сослали в Новый Свет, точно каторжника?

В памяти сами собой всплыли руки Джека, шарящие по моему телу, мое неловкое «не надо, пожалуйста» и его горячий шепот «ну что ты, глупышка, это и есть любовь», затем – боль. Его ладонь, закрывшая мне рот, чтобы никто не услышал вскрик.

Если это и есть любовь, я готова была смириться и терпеть, только бы он меня любил. Но когда я вернулась в келью из монастырского сада, меня уже ждали. Пятно на черной робе послушницы было едва заметно, но его все же углядели. Мать-настоятельница рвала и метала, забыв о должном смирении: ведь родители отправили меня послушницей в монастырь, чтобы разлучить с Джеком. Почему-то простое предложение не сообщать моему отцу – а ведь я в самом деле пеклась не только о себе, батюшка не погладит по голове и тех, кто не уберег его дочь, – вывело ее из себя.

– Я не… – Нет, я просто не могу выговорить вслух при мужчине «не смогла уберечь девичью честь». – Я не послушалась. Они не хотели, чтобы мы виделись с одним человеком.

– А он оказался настойчив? – ухмыльнулся Блад. – Что же, совсем неподходящая пара?

– Батюшка твердит, что да.

– А что так? Нищ, как церковная крыса?

– Нет! – воскликнула я. – Джек богат и знатен!

– А еще наверняка красив, как вестник божий, – расхохотался пират.

– Да! Красив, и учтив, и…

– И преисполнен всяческих достоинств, не то что некоторые. Если он настолько прекрасен, почему твой отец против?

– Откуда мне знать? Все, что мне сказали, – «не твоего ума дело» и «он тебе не пара».

Блад покачал головой.

– Беда с юными девами. А ведь на миг мне показалось, будто ты умеешь пользоваться мозгами. Богат, значит. Ты ему дорога?

– Конечно! Он сам не раз говорил, что любит меня! – Я вздрогнула от хохота Блада.

– Чего только мы не говорим, чтобы получить от женщины… – Он выразительно ухмыльнулся, я залилась краской. – Благосклонность. Насколько ты ему дорога?

На глаза навернулись слезы. Как он смеет смеяться над моими чувствами? Над нашей с Джеком любовью!

– Дороже жизни!

Он постучал пальцами по столу, словно по клавесину.

– Смелое заявление. И очень самоуверенное, я бы сказал. Ну что ж, сделаю вид, что поверил. Как полное имя этого прекрасного во всех отношениях молодого человека?

– Джек Роджерс.

– Роджерс? – Блад подался вперед, ноздри его хищно раздулись. – Граф Брийский?

Последние два слова он прорычал. И от выражения лица, и от тона его голоса у меня по спине пробежал холод, невзирая на жару.

– Ты его знаешь? – спросила я.

Глупый вопрос на самом деле, кто же не знает графа Брийского. Поговаривали, что он – фаворит королевы, но я не верила этим слухам. Люди склонны возводить напраслину на тех, кто лучше них. Кому многое удается.

– Знаю ли я его? – Блад поднялся со стула, и я попятилась как была, сидя, пока не уперлась спиной в стену.