– Беги пока в машину, Марта ждёт, а мне нужно сказать пару слов твоей вонючке.
Ну давайте, подайте на меня в суд за невоспитанность и плохой пример ребёнку. Майки округляет глаза, не до конца веря, что я не просто не сержусь за то, что он пытался втайне слопать печенье – малыш, 0% осуждения, 100% понимания в нашей ситуации, – но ещё и назвала Клавдию Петровну вонючкой. Вот только мне сейчас далеко не до этикета, я хочу свернуть этой женщине шею. Майки бежит к машине, а я направляюсь в корпус. Ох, как удачно, на ловца и зверь…
– Клавдия Петровна, – зову я, но эта мымра с высоким начесом, красными губами, похожими на куриную жопу, и подведёнными снизу синим карандашом глазами открывает рот, чтобы снова выплюнуть какую-то гадость. Но не сегодня, дорогая, я в ярости: – Уделите мне минутку, я бы хотела написать заявление.
Эта мымра даже не скрывает улыбку, думает, что я собираюсь забрать Майки. Ну да, конечно.
– Конечно, Ана, пройдём в кабинет.
Войдя, она достаёт из принтера бумагу и протягивает мне, причем не предлагая присесть. Ну ничего, мы не из гордых, не дожидаясь приглашения, я прохожу и падаю в кресло для посетителей. Разворачиваю конфету, хоть и терпеть такие не могу, но дёргающийся глаз вонючки лишь подстёгивает продолжать выводить её из себя. Может, начать чавкать? Внутри меня словно разгорается давно потухший шар удовольствия – как приятно иногда перестать быть взрослой и ответственной, благовоспитанным членом общества. Для полноты образа закидываю правую лодыжку на колено левой, хорошо что я в джинсах. И начинаю писать. Я сказала заявление? Простите, я не очень разбираюсь в этих документах. Имела в виду: жалобу. На то, что моего ребенка с подозрением на болезнь не просто оставили без присмотра, но и выставили на улицу. Осенью. Без шапки. Доказательства по запросу будут предоставлены. Когда я протягиваю лист вонючке, краска с её и без того трупно-бледного лица схлынивает, губы поджимаются еще сильнее, а взгляд мечет молнии.
Она разрывает этот лист и улыбается. Я улыбаюсь в ответ.
– Благодарю, Клавдия Петровна. Давно хотела заехать в Роспотребнадзор, а может и сразу в прокуратуру, там довольно симпатишный прокурор работает, так что благодарю за повод. Думаю, ему будет интересно узнать пару подробностей, а также то, как вы рвёте заявления и обращения. Разворачиваюсь, чтобы уйти, но меня резко дёргают за руку, я еле удерживаю равновесие.
– Ты можешь смело идти в прокуратуру, соплячка, ведь на первый же вопрос я отвечу, что разорвала заявление лишь потому, что его писал посторонний ребенку человек, ведь у вас же ещё не оформлена опека? Думаю, пора позвонить в социальную службу. Мы пошли навстречу, решили дать время на свой страх и риск, ведь сразу после потери семьи для ребёнка будет ударом потерять ещё и единственную сестру. Но мы больше не можем нарушать закон, к тому же сестра не справляется, ей нужна помощь государства.
Может, сейчас я заплачу? Но я лишь смотрю в эти безжалостные глаза и понимаю, что она позвонит. Даже если я не пойду в прокуратуру. Она позвонит. Если уже не позвонила.
На дрожащих ногах плетусь в машину, и Марта, должно быть, по моему взгляду понимает все. Мы молча едем в офис, где мне предстоит пройти собеседование. И есть ли во всём этом смысл, если ребёнка отберут. Нет, не отберут, я найду в себе силы его отвоевать и докажу, что в состоянии растить его. А для этого мне нужна хорошая работа.
Я глубоко вдыхаю и пытаюсь откинуть все лишние мысли, для них у меня будет целая бессонная ночь. Сейчас я должна думать лишь о собеседовании. Это мой шанс.