Если Арда правильно подсчитала, фейри остановил их не раньше девятого круга, встал между ней и Фей, положил ладони им на плечи. Арда отшатнулась инстинктивно, не ожидая, подобного от иного – но он схватил ее за предплечье, и Арда пискнула от прикосновения к больной стороне тела. Но удивление отвлекло от боли: холм перед ними просто растворился, рассеялся, как будто и не было его никогда. Остался только каменный свод, а под ним – глубокая пещера со стенами, усеянными самоцветами. Их свет, рассеиваясь и отражаясь, освещал путь, когда фейри подтолкнул охотниц внутрь.

– Он же нас не сожрет? – серьезно спросила Арда.

– Не знаю. Если верить твоему наставнику, он больше заинтересован в том, чтобы мы свихнулись. Но пока что меня сводит с ума только размер этого камня. Это что, изумруд? – Фэй не теряла выдержки. Она с некоторой жадностью – скорее, до знаний, чем до драгоценных самоцветов – рассматривала пещеру. Шла она спокойно и уверенно, держась за спиной фейри, но не теряя его из виду. В напарнице всегда жила эта странная тяга к неизведанному. Любой нормальный человек боялся неизвестности, у Фэй же не заканчивались неудобные вопросы. Арда считала, что все это из-за умения читать: все, что Фэй могла найти в книгах или записать, обязательно заслуживало ее внимания. Ее стремление узнать чужое было почти такими же отчаянными и несносными, как стремление Арды побеждать и быть лучшей во всем, за что она бралась. Любопытство и честолюбие – Арда не знала, что из них страшнее.

– Как тебе духу хватает? – сама Арда могла думать лишь о том, что каких-то два дня назад они разу не видели фейри, и вот ходят кругами у деревьев, открывают проход в пещеру с самоцветами – все это выглядело как странный сон. У Арды не хватило бы фантазии придумать такое даже в бреду. – Как понять, что я уже не свихнулась? – на всякий случай уточнила она.

Фэй ухмыльнулась, покачала головой. Она перевела взгляд на плечо Арды, и по сведенным бровям та поняла, что напарница все же разглядела ожог в ярком свете самоцветов.

– Похоже, Виллем действительно верил, что ты одержима темной магией фейри, – взгляд Арды сделался вопрошающим. – Руну на тебе выжег. Такие же были на тех развалившихся камнях, где твой наставник хотел провести обряд. Удивительно, что Виллем их знает и умеет прочитать, судя по всему. Я думала, теперь таким знанием никто не обладает. Если бы нынешний герцог Дану узнал, наверняка устроил бы еще одно Великое очищение.

Это предположение заставило Арду задуматься, как много они не знают о временах прошлых герцогов. В Броге не было почти никого, кто бы служил при Одиннадцатом Дану. Старшему из охотников, Невлину, было двадцать семь самайнов, и он подался к ним, когда ему уже перевалило за половину жизни. Из тех, кто застал правление предыдущего герцога, были знахари. Некоторые из них даже умели читать, плохо, путаясь в буквах, но рецепты составляли могли. Они шептались, что раньше охотники не были слугами короны, а Книга не имела такой власти. Для Арды это все было сказками дремучих времен: Двенадцатый герцог правил уже девятнадцать самайнов, и ей самой было лишь немногим меньше. Что там происходило раньше, до того, как фейри убили Одиннадцатого герцога Дану, она не знала. А те, кто знал, предпочитали забыть – о прошлом говорили редко, и чаще каким-то былинами да сказаниями.

– Думаешь, Виллем ведает древнюю магию? – Арда терялась в сомнениях.

– Ты ведь сама сказала, что в момент обряда он не был собой обычным.

Арда ни разу не видела, чтобы кто-то из охотников или прочих жителей герцогства совершал обряды или прибегал к силе трав – то умели только городские знахари, и те не могли усыпить человека так эффективно, как сделал это Виллем с Фэй. Он будто знал больше, чем полагалось: его знание не было связано с их промыслом. Охотники приносили головы – их путем был путь силы, путь сражения.