К Веронике движется Александр Евтеев.

Сумочку она закрывает.

– Привет, – промолвил Евтеев. – Вы от Брагина? Он желает меня видеть?

– Не особенно, – ответила Вероника.

– Конечно, ему не до меня, – с облегчением сказал Евтеев. – У таких озаренных людей, как он, времени на ностальгию не бывает. Ну, посидели бы мы с ним, вспомнили о школе и нашей детской дружбе – я бы с удовольствием, но он-то это перерос. Вот я его и не тревожу. А вы ко мне по какой надобности?

– Поведать вам о нем, – ответила Вероника. – О том, что с ним приключилось.

– И что, позвольте спросить

– Брагин сыграл в ящик, – промолвила Вероника.

– Слышать от вас, от его женщины, такие слова для меня удивительно. С Брагиным вы не ладили?

– Я его любила, – ответила Вероника. – Он ушел, он нас покинул, оставил, вернулся к Богу – этим скорбь не собьешь. А если: загнулся, сыграл в ящик, откинул копыта – выходит как-то задорнее. Полегче для того, кто страдает.

– Он утонул в проруби? – спросил Евтеев.

– Я вам все сейчас расскажу.

МАРИНА Саюшкина на разобранной постели, представитель государства Чурин за столом; они взирают на ходящего по комнате Александра Евтеева.

Он в воодушевлении.

Постукивая себя пальцами по бедрам и животу, Евтеев дозрел до того, что ударно заколотил ими по столу прямо перед носом у представителя государства.

Чурин и Саюшкина занервничали.

– Я только что говорил с невестой исследователя Брагина, – сказал Евтеев. – Из нашего разговора я вынес то, что собираюсь донести и до вас – это имеет отношением к делам государства, поэтому здесь его представитель, так же это касается лично меня, и следовательно Марины, которой в нарушение инструкций я разрешаю меня выслушать и разделить мою эйфорию – да, у меня она и я ее показываю, при том, что прятать свои чувства нас обучали.

– Вас с Брагиным? – спросил Чурин.

– Наверняка, – реагируя на молчание Евтеева, сказала Марина. – Они же одноклассники.

– Мы не одноклассники, – сказал Евтеев. – Это лишь легенда, оправдывающая мое появление в ваших краях, где занимался исследованиями этот самый Брагин, никогда не отдалявшийся от озера и дававший нам возможность прикрываться в салуне его именем.

– Кому вам? – спросил Чурин.

– Я сотрудник спецслужб, – ответил Евтеев. – Для расследования ситуации со взрывами мы прибыли сюда вдвоем с моим подчиненным – со старшим лейтенантом Семеновым, принятым за наркодилера, а впоследствии убитым в лесу. Брагин, кстати, тоже убит.

– Что творится, – пробормотал Чурин.

– Брагина мы не уберегли, – кивнул Евтеев. – О важности исследований мы, конечно, знали, но первостепенным выступало прекращение взрывов, и тут у нас успех. Невеста Брагина рассказала мне, что ее жених застрелен из пистолета агентом иностранной разведки – застрелен. Из пистолета! Как и старший лейтенант, вплотную подобравшийся к тому, кто взрывает. Среди вас пистолета ни у кого нет, но у агента нашелся. Данный агент, будьте спокойны, уже уничтожен, и я абсолютно убежден: на его совести были и взрывы. Он действовал в нескольких направлениях и нанес нам существенный урон. Ваш товарищ.

– Мой? – поразился Чурин.

– Художник-композитор, – сказал Евтеев.

– Юпов?! – взревел Чурин. – Да как же он посмел изменить нашей родине! Я ей беззавестно служу, а он… падла Юпов…

– Мне он казался скользским, – сказала Марина.

– Вот и выскользнул, – сказал Евтеев. – Родина его в своих клещах не удержала.

У ТРУПА художника-композитора Юпова раскроен череп и вытаращены глаза.

Перетаскивающих его из хибары в сани Ивана Ивановича и Веронику Глазкову он, вынуждая кривится от перенапряжения, сгибает, но изувеченной головой не пугает; относительно хладнокровия Глазкова могильщику не уступает.