Дядька, конечно, алкаш, без детей и семьи. Но мне ли его осуждать? Не отнимать же теперь у Жеки единственный шанс на спасение. В конце концов, он добрый малый, пусть и слегка маргинальный. Вёл богемную жизнь в юности, пристрастился к водке, слетел с работы. Сам не заметил, как стал запойным.

В редкие дни просветления, "навсегда" завязывая с выпивкой, он начинает творить добрые дела направо и налево. Ходит в магазин одиноким бабулькам, подкармливает бродячих животных, даже когда у самого нет денег на хлеб. Спопрошайничает пирожок у бабы Нюры и с местным бездомным котом его разделит.

А однажды, на заре карьеры фрилансера, когда есть вообще было нечего, видя мой синюшный вид, Дядьженя втюхал мне двести рублей, прибереженные с вечера на водку:

– Ну, не нажрусь я сегодня! С кем не бывает? – Подмигнул он мне. И к вечеру, настреляв монет у супермаркета, надрался так, что полночи гульбанил под окнами, вслух цитируя Бродского. Смеялся, плакал, скрипел качелями. Концерт устроил еще тот.

Вспомнив о Дяде Жене только самое хорошее, я заорала с удвоенным рвением, изо всех сил отвлекая внимание зомбососедки от несчастного алкаша.

– Что ты орёшь? – Из окна на 1-м этаже высунулась огненно-рыжая шевелюра Маргариты Степановны. – У меня послеобеденный сон. Теперь из-за тебя морщины пойдут, – капризно вздохнула она.

– Ах, простите-извините, – откровенно издевательски оскалилась я. – Кто опять оставил дверь настежь? И теперь Ира, – указала я на соседку, медитирующую у подъезда с пластом скальпа у самого сердца, – сожрёт Дядьженю и не подавится.

– Ты в своём уме? – Глаза Маргариты так стремительно поползли на лоб от удивления, что кожа на ее щеках натянулась и засияла как пляжный мячик.

"Все же, злоупотребляет тётка уколами красоты", – подумала я. Но, взяв себя в руки, вежливо ответила бестолковой соседке:

– Присмотритесь. Ничего не замечаете? Халат в пятнах крови. Волосы всклокочены. И вообще, по-Вашему нормально, что она босая в "плюс семь"?

– Действительно странно, – согласилась Маргарита так быстро, что я даже опешила.

Что ж, надо ковать железо, пока горячо.

– У Вас решетки на окнах, значит, Вы в безопасности. – Начала я издалека. – Крикните полицейского, из "бобика", а то он не принимает меня всерьёз. Пусть затащит Дядьженю к себе, иначе Ира его прикончит. Может, Вас он послушает, из уважения к возрасту…

– Ой, да какой там возраст!.. – Завела свою привычную песню престарелая кокетка.

– Я хотела сказать "к красоте", но Вы же не любите неприкрытой лести, – замела хвостом я.

– Ладно, – решилась Маргарита, и набрав побольше воздуха в легкие, заорала. – Молоодоой человек! Да, да, Вы! Прекрасный рыцарь в полицейской машине!..

Ирина перевела взгляд с меня на соседку и, молча, без прелюдий ринулась на нее.

Коротко взвизгнув, Маргарита захлопнула окно и скрылась в глубинах квартиры. А Ирина, вконец потерявшая человеческий облик, ловко подтянулась вверх и повисла на решётке, барабаня акриловыми ногтями в сияющее чистотой стекло соседки.

Осознав, что Маргарита Степановна от испуга еще долго не покажется, я тежело вздохнула и снова начала обряд по привлечению горе-полицейского.

– Товаааарищ командир, – гаркнула я. – Ну Вы же меня слышите! – Безответно.

– АААаааааааааааАААааа!!! Помогите спасите, убивают!!! – Поменяла я тактику.

Вырвавшись смерчем из машины, толстяк задрал голову вверх:

– Ты чего бузишь? Я тебя сейчас арестую! За нарушение спокойствия и все такое.

– Товарищ, хм… – Прищурилась я, пытаясь определить звание, – не вижу, как к Вам обращаться.

– Старший сержант Иванюк, – сжалился надо мной "законник".