– Как я, – осмелел Теренс.

Мы почти добрались до вершины холма. Там стояла открытая коляска с кучером при полном параде – во фраке и полосатых брюках, надо же. Он читал книгу, а лошадь вяло пощипывала траву. Странно, что нигде не наблюдалось знака «Парковка запрещена».

При нашем приближении кучер захлопнул книгу и выпрямился, будто кол проглотил.

– Я уже опасалась, что поездка сорвется, – сообщила Тосси, даже головы не повернув в сторону коляски. – Нас должен был отвезти слуга мадам Иритоцкой, но он впал в транс, а одним нам маменька брать ландо не разрешила. И тогда я придумала – нас отвезет Бейн. Это наш новый дворецкий. Маменька переманила его у миссис Каттисборн, та ужасно разозлилась. Хорошего дворецкого днем с огнем не сыщешь.

Вот, значит, откуда полосатые брюки и чопорность. В наушниках ясно говорилось, что кучерские обязанности дворецкие не исполняют. Я присмотрелся к нему – вблизи он оказался моложе, выше ростом и несколько осунувшимся, словно не выспался. Брат по несчастью: я тоже не спал, по-моему, уже несколько столетий.

Еще в наушниках особо отмечали фирменное непроницаемое выражение лица у дворецких, но этого явно что-то беспокоило. Интересно – что? Непривычная роль или перспектива находиться в услужении у барышни, считающей, будто у Генриха VIII было восемь жен? Я прищурился, подсматривая украдкой, что он там читает. «Французская революция» Карлейля. Однако.

– Не нравится мне этот дворецкий, – сказала Тосси, ничуть не смущенная его присутствием. – Вечно хмурится.

Видимо, кузине Верити он тоже не нравился. Даже взглядом его не удостоила. Я же кивнул и приподнял шляпу. Дворецкий раскрыл книгу и погрузился в чтение.

– Наш прошлый был куда милее, но его переманила леди Холл, когда приехала в гости. Вообразите, прямо из-под приютившего ее крова! Папенька говорит, слугам читать не след. Это рушит их моральные устои. И рождает всякие идеи.

Теренс распахнул калитку. Табличка на ней гласила: «Закрывайте за собой при выходе».

Они с Тосси направились к церковной двери, сплошь увешанной объявлениями: «Окончание посещений в четыре часа», «Запрещены посещения во время службы», «Запрещается фотографировать и дагерротипировать», «Мистера Эгглсуорта, старосту, спросить в Харвуд-Хаусе. Без КРАЙНЕЙ НЕОБХОДИМОСТИ не беспокоить». Странно, что не вывесили заодно и девяносто пять тезисов Лютера.

– Просто загляденье, правда? – спросила Тосси. – Только посмотрите на эти миленькие зигзаги вокруг двери.

Я без всяких обучающих курсов опознал в них орнаментальную кладку двенадцатого века – спасибо нескольким месяцам работы на проекте леди Шрапнелл.

– Норманнская архитектура, – пояснил я со знанием дела.

– Обожаю старинные церквушки, а вы? – не обращая на меня внимания, продолжала Тосси. – Премиленькие, не то что нынешние.

Теренс открыл премиленькую дверь, теряющуюся под объявлениями, Тосси сложила зонтик и вошла. Теренс шагнул за ней, а я посторонился, собираясь пропустить кузину Верити. В наушниках говорилось, что викторианские барышни шагу не могли ступить без присмотра, так что кузина Верити, хоть и неземное создание, очевидно, именно с этой целью к Тосси и приставлена. На берегу вид у нее был довольно суровый, а в церкви слишком интимный полумрак и масса возможностей разводить шуры-муры. Кроме того, судя по объявлению на двери, старосты явно нет на месте.

Однако мисс Браун, даже не взглянув на полуоткрытую дверь в интимный полумрак, толкнула кованую калитку, украшенную табличкой «Не плевать», и проследовала на погост.

Она молча шла меж надгробий, мимо объявлений, запрещающих рвать цветы и опираться на могильные камни, и мимо опасно накренившегося обелиска, на который, видимо, кто-то все же оперся.