– Мам, я после школы с девчонками в кино иду! Меня не теряйте!

– Ты хоть обедала?

– Там буфет есть! Ну все, мне пора!

– Лариса, а что за фильм?!

– «Самая обаятельная и привлекательная»! Про любовь, наверное! Все, я побежала!

Короткие гудки. Едва Капа вернула трубку на аппарат, как в дверь постучали.

– Войдите!

В кабинет заглянул токарь Николай Волобуев. Выражение его чумазого лица было решительным.

– Коля, ты по какому вопросу?

Он зашел, встал перед столом и с ожесточением поскреб многодневную щетину на щеках. Капа сняла очки и выжидательно посмотрела на визитера.

– Капа, поговори с начальником цеха.

– О чем?

– О справедливости. О моем назначении в мастера участка. Долго мне еще в простых работягах ходить?

Капа откинулась на спинку кресла и скрестила руки на груди.

– Насколько знаю, твою кандидатуру даже не рассматривали.

Николай сел.

– В том-то и дело! – возмущенно воскликнул он. – Мартынюк, Бабков и Лущихина – вот ваши кандидаты! Ну ладно, Мартынюк и Бабков – еще более-менее, но Лущихину за что?! За то, что у нее грудь пятого размера?!

– Коля, грудь Лущихиной нас волнует меньше всего. Она – хороший рационализатор.

Волосатый кулак опустился на стол.

– Да хоть член политбюро! Справедливость где?! Я, между прочим, тут дольше всех работаю! И даже дольше тебя! Однако, ты уже целый инженер, не сегодня-завтра главным станешь, а я до сих пор детальки точу! Справедливо?! Нет!

– Во-первых, кулачками стучать будешь дома на кухне, орать – там же, во-вторых, мне должность не позволяет выдвигать и задвигать кандидатуры.

– Зато начальник цеха к тебе прислушивается, а он – член парткома, – аргументировал Волобуев и вытащил из нагрудного кармана сложенный вдвое лист. Аккуратно разгладил на колене и протянул ей.

Капа снова надела очки и взяла лист.

– Что это?

– Ходатайство. И обрати внимание на подписи внизу. Народ требует моего назначения.

– Три подписи? Коля, в твоем цехе – 158 человек.

– Дело не в количестве, а в качестве. Подписались самые-самые: Хамрин, Тыщук и Настасьин. Тебе эти фамилии о чем-то говорят?

Капа покачала головой.

– Эти фамилии, дорогой Коля, о многом говорят. Хочешь, расскажу сказку?

Волобуев насупился.

– Не надоело трудовой народ сказками кормить?

– Ты в ней главный персонаж.

– Ну-ну.

– Сидели, значит, Волобуев, Хамрин, Тыщук и Настасьин за бутылочкой водки. Впрочем, нет, какая водка – сейчас же антиалкогольная кампания. Сидели они за бутылочкой политуры, вели разговоры душевные, с сожалением смотрели в прошлое, с тревогой – в будущее, сельдью закусывали.

Волобуев невесело ухмыльнулся.

– По-твоему, это смешно? Народ денатуратом травится, тормозную жидкость пьет, а вам смешно? Кому от этого закона легче? А насчет политуры – мы ее не пьем, мы себя уважаем. У Хамрина полный набор: тесть в деревне и самогонный аппарат при нем.

– Хорошо, пусть самогон, но сути это не меняет. Так вот, Настасьин, единственный среди них с богатой фантазией, предложил: «А не стать ли тебе, Колясик, нашим мастером?». Все, понятное дело, поддержали, а Волобуев смущенно согласился, ибо давно в начальники метил. Так?

Волобуев с беспокойством почесал шею и промолчал.

– Выпили, селедкой закусили, а потом взяли и написали это ходатайство. Писал, скорее всего, Тыщук – его почерк, а диктовал Хамрин – уж больно витиевато изложено. Потом все дружно выпили и подписались.

Волобуев нахохлился.

– И что, они не коллектив? Не народ?

– Коллектив. И народ, – согласилась Капа и придвинула ему бумагу. – Но не весь. Забери, а то у меня кабинет селедкой провоняет.

Волобуев взял лист, весь в жирных янтарных потеках, и сунул в карман. Капа раскрыла папку с документами, давая понять, что сказочке конец.