Состроив гримасу, мама смотрит на него, после чего безмолвно качает головой, дескать, пропащий ты.

– Да я серьезно! – не унимается.

– Жду того часа, когда ты повзрослеешь. Не забудь меня позвать, когда тебя с неба на землю спускать будут.

Их легкая перепалка вызывает у меня улыбку. Ярик же напротив, цокнув, негромко произносит:

– Уже.

За ужином я несколько раз звоню Давиду, действительно за него беспокоюсь. За всё то время, пока мы знакомы, он впервые проявляет непунктуальность.

– Позвони своим коллегам, пусть пробьют по номеру его геолокацию,– произносит Ярик с издевкой. – Потерялся. Такая досада.

– Не смешно, – холодно обрубаю.

Такая зима выдалась снежная. Вдруг не справился с управлением, и машину занесло на льду?

По мере того, как возбуждение меня отпускает, противный холодок расползается по коже. Ерзаю на стуле от нетерпения, то и дело поглядывая на экран телефона.

– Ты когда ехал сюда, никого на обочине не заметил? – спрашивает папа.

– Мерс какой-то стоял с пробитыми шинами.

Тон Ярика настолько невозмутим, что у меня вилка из рук выпадает, со звоном ударяясь о тарелку.

Вскидываю голову и смотрю на него. Он серьезно сейчас?! В самом деле молчал столько времени?!

Папа просит его уточнить, после чего смотрит на меня, дескать, та самая тачка?

Киваю.

– Вот не надо на меня так смотреть,– по-прежнему хладнокровно Яр произносит, не отвлекаясь от трапезы. – Благотворительностью я в других местах занимаюсь.

– Наконец-то. Скоро начнется,– с облегчением произносит Васильева.

Настя так не любит свое имя, что все окружающие зовут её по фамилии. Даже в своих мыслях.

– Марьян, ты вообще тут? – толкает меня вбок локтем. – Я с тобой разговариваю.

Машинально киваю.

Не совсем.

События последних дней направляют мои мысли в иное русло, нежели работа.

Сначала я поругалась с Ярославом из-за его ужасной выходки. А после и с Давидом, когда он при мне нелестно высказался о характере моего брата, назвав его скотом.

Борьба с собственными чувствами – непростое занятие.

Ещё неделю назад мне казалось, что я неплохо справляюсь.

Давид мне, в самом деле, не безразличен. Какое-то время мы с ним приятельски общались. Было это в старших классах, а потом он уехал учиться в Москву. Поначалу переписывались, слали друг другу прикольные видео, делились новостями, но постепенно общение сошло на нет.

Периодически я о нем вспоминала, не испытывая при этом ярких чувств сожаления о потере товарища.

А потом он написал.

Так совпало, что это случилось именно в то утро, когда я в слезах выбегала из квартиры Ярика, осознав, что натворила ночью.

Кураж спал. Алкогольная дымка развеялась, и до меня дошло, что я переспала с братом. Мы не кровные да, но воспитывали нас, как родных.

Ближе некуда.

Я кормила маленького Ярика кашей, помогала маме укладывать его спать, вбивала в его ветреную голову логарифмы и интегралы, в конце концов! А потом вмиг все испортила, поддавшись его полупьяным уговорам.

Стыдно было так, что хотелось провалиться сквозь землю. Спускалась в лифте и мечтала оказаться на минус четырехсотом этаже.

В преисподней.

В самом жарком котле.

Для предателей.

В тот момент идея поехать в Москву, чтобы отвлечься, показалась мне неплохой. А там уже завертелось с Давидом.

– Марьяш, всё в порядке? – Васильева наклоняется и заглядывает мне в лицо. – Ты какая-то странная. В чем дело?

Стараюсь сделать вид, будто просто отвлеклась, а не конкретно загналась по поводу собственной глупости.

– Да, всё хорошо, – улыбаюсь ей, растянув рот чуть ли не до самых ушей.

Переигрываю.

Васильева вопросительно бровь приподнимает. Ещё бы. Обычно я сдержаннее.