Дима с аппетитом принимается за еду, я тоже беру вилку, накалываю пасту.

– Это называется диалект, – подсказываю.

– Тебе виднее. Ты же лингвист у нас, – улыбается он, жуя.

Мне же есть совсем перехотелось. Желудок сжался на нервах и ничего в себя не пускает.

– Я обычный переводчик. Знаю иностранные языки и некоторым из них могу научить других, – бубню, ковыряясь в тарелке.

– А какие ты еще знаешь, кроме японского?

– Корейский и китайский. Ну и английский, куда ж без него...

– Китайский тоже? – он даже жевать перестает.

– Я на нем хорошо говорю, – гордо задираю подбородок и быстро осекаюсь. – Но преподавать берусь только японский, он мне родной.

– Круть, Варя! У меня из иностранных только инглиш, да наш задротский, – смеется, умело наматывая спагетти на вилку и помогая себе ложкой. – Японский для тебя роднее русского, получается?

– Сейчас уже нет, но первое время после переезда по-русски было сложно изъясняться. В школе думали, что я олигофренка, – грустно усмехаюсь. Следом губы поджимаю. Вот зачем я это ляпнула? Балда. Сама себя позорю на свидании. – В России я только родилась, с годика жила в Японии, там в садик ходила, потом в школу...

Спешно перевожу тему, рассказываю о детсве в Японии. Дима подвигает салат ближе ко мне, кивает, чтобы накладывала. Сам уплетает за обе щеки, но слушает. По глазам вижу, что ему интересно все, что я рассказываю.

– А как твоя семья там оказалась?

– У меня папа ядерщик, работал по контракту на АЭС. Мы жили в Факусиме.

– Это там, где авария была, как в Чернобыле?

– Именно. И болезнь брата, по всей видимости, последствие радиации. Сейчас родители и Женя живут в Токио, там хорошие больницы, передовое лечение...

Снова я свернула не туда. Волнуюсь и говорю совсем не то, что принято на свидании. Выгодно подать себя не умею, навыки самопрезенции на нуле.

Доев свою пасту, Дима делает глоток вина. Я тоже хватаюсь за бокал.

– Часто летаешь к семье?

– С позапрошлого года не была. Для меня там все чужое теперь...

Моя карбонара остается не тронутой, зато я налягаю на вино, которое и пьется легко, и расслабляет хорошо. Лучше напьюсь, чем просижу весь вечер как на иголках и ляпая что попало...

––––––––

16. Глава 15

Дима

— А еще я играю на флейте, — загадочно произносит Варя.

Обведя глазами потолок, поджимает губы. Похвасталась и реакции моей ждет. Забавная такая. Я весь ужин восхищаюсь ее способностями, и она вошла в раж. Раскрепостили зайку два бокала белого.

— Флейта — это такой длинный свисток с дырочками? — уточняю, руками в воздухе рисуя нечто похожее на колбасу.

— Угу, только я на современной училась. Там система клапанов, дырочек нет.

— Как нет? А дуть куда? — не понимаю.

— На головке есть отверстие, а клапаны находятся на корпусе, их прижимают. Вот так…

И она перебирает плацами в воздухе, имитируя игру. Губку верхнюю по привычке оттопыривает, вызывая определенные ассоциации.

— И хорошо играешь? — открыто пялюсь на ее рот, представляя там не флейту.

Ни на что не намекаю, но интонации выдают пошлые мыслишки.

— Последнее время не пробовала, а раньше получалось неплохо, — опускает руки и тупит взгляд Варя.

Не такую реакцию ожидала. Я тоже не думал, что из-за ее милой пантомимы мне станет тесно в собственных штанах. Так и подрывает спросить, почему часть, к которой прижимают рот, назвали головкой, но я держу себя в руках. Девочка и так засмущалась до розовых щек.

— Знаешь, а тебе идет этот инструмент. Даже не могу с другим представить. Ты такая изящная, пальчики тонкие…

— Спасибо, — кивает и встает из-за стола. — И за ужин тоже. Гочисосама.

Последнее слово явно японское. Она произносит его высоко, при этом глубоко и звучно. Я торчу от ее голоса и в принципе балдею от этой пугливой сероглазки. На флейте она играет. Какая талантливая зайка, однако.