Честно говоря, отсутствие мобильника беспокоило ее больше, чем отсутствие пищи. Где-то очень далеко за горизонтом бесилась Москва с ее проблемами, и Олеся не могла их контролировать, не могла держать руку на пульсе, это раздражало.

Голый Алекс, нисколько не смущаясь Олесиной невинности, вылез из моря с тощей связкой рыб в одной руке и острой палкой в другой.

Олеся задумчиво оглядела свой прикид. Нет, снять сарафан и остаться в чем мать родила было ей пока не под силу. А раздеться хотелось, и очень. Полуденная жара уже давала о себе знать, раскалив песок до температуры варки яиц. Даже попугаи – и те притихли на пальмах, забившись в их густую листву на послеобеденный сон.

Алекс удобно устроился у очага, нанизав на прутья выпотрошенную рыбу.

Мрачно поздоровавшись, Олеся поинтересовалась:

– Ты думаешь, ее можно есть?

– Макрель. По-нашему – скумбрия. Ум-м-м… Не хочешь – не ешь.

– Не хами, – оборвала наглеца Олеся и уселась рядышком, презрев все условности света. Ее рука с наслаждением ощущала прохладу, исходящую от мокрой кожи Алекса, чье худое тело, и без того загорелое, теперь золотилось под солнцем.

Без соли и специй рыбешка оказалась вполне съедобной, хотя и непривычной на вкус. На второе было суфле из крабов в собственном панцире, в ловле которых Алекс оказался гораздо счастливее своей подруги. Запили все деликатесы свежайшим кокосовым молоком с добавлением капельки рома. А наевшись, валялись в изнеможении на песке в тени шуршащих на ветру пальм.

– А как же крысы? – всполошилась Олеся, вспомнив вчерашние угрозы.

– У них тихий час. Тебе не холодно? – лицемерно осведомился вьюноша, оглядывая Олесин сарафан до пят.

– Есть чуток, – призналась она, задрав юбку до пояса и не без гордости обнажая стройные еще ноги.

– «Гуччи»? «Макс Мара»? «Каролина Феррера»? – поинтересовался Алекс, пощупав материал Олесиного прикида, и тут же скомандовал по-солдатски: – А ну-ка, встань!

Олеся в недоумении подчинилась.

Ничтоже сумняшеся, депутатское дитя одним широким жестом оборвало подол дорогого Олесиного сарафана до неприличного мини.

– Теперь ты почти такая же красивая, как я, – заявило дитятко и завалилось обратно на песок, любуясь делом своих рук.

Олеся наплевала на «Гуччи», но сам факт бесцеремонного вмешательства в интимное пространство ее ляжек раздражал.

– Не переживай, будет повод купить новый, – заявил Алекс.

Олеся фыркнула.

– Еще не хватало переживать из-за тряпки. Если хочешь, можем тебе из нее трусы сделать, если тебе надеть нечего.

– Боюсь, мои чресла не заслужили еще подобной чести.

– Твои что? – весело поинтересовалась Олеся.

– Надо что-то делать с твоей неграмотностью. Взрослая тетя, а не знает, что такое чресла.

Олеся, хохоча, стукнула его по лбу.

– Да знаю я, знаю. Но один вопрос не дает мне покоя.

– Никаких вопросов о личной жизни. Излишняя откровенность разрушит мой образ мачо.

– Не разрушит, – успокоила малыша Олеся, – ты почему именно ко мне привязался, как банный лист? Помоложе найти не мог?

– Из жалости.

– Из жалости? – Олеся даже спала с лица.

– Увидел тебя с этим телефоном – жалкое зрелище. Ну а потом, когда ты ром пила, стоя на голове, влюбился. Честное слово, ничего сексуальнее в своей жизни не видел.

– А ничего, что, когда я школу заканчивала, ты обоссал свой первый памперс? – вопросила разгневанная не на шутку Олеся.

– Не преувеличивай!

Алекс лениво перевернулся на живот, подставив подруге песчаную спину.

Олеся расстроенно примолкла, делая вид, что изучает морской горизонт.

– Где тут выпить? – спросила она наконец и, поднявшись в указанном направлении, отыскала початую бутылку все того же рома. Недолго думая, сделала большой глоток прямо из горлышка.