– Всё, Слон, давай скидывай – и будь что будет!

Без особенного труда, почти не напрягаясь, большой человек легонько подхватил ужасную ношу, для него оказавшуюся совсем нетяжелой, перегнул ее через низенькие перила, а затем ненавязчиво сбросил вниз, не позабыв ехидно пожелать «спокойного плаванья». Едва заметя губительные следы, оба злостных преступника энергично уселись в угнанную машину и скорёхонько отправились восвояси.

В тоже самое время Азмира, следуя на безотказном такси, подъезжала к загородному местечку Буньково, где располагался питомник декоративных растений. Без особенного труда найдя и одинокий, и неказистый сарайчик, указанный побитой подругой, она покинула жёлтую «Волгу» и бегом устремилась во внутреннее пространство. Чудовищная картина, представшая ошеломлённому взору, с одной стороны напуганному, с другой возмущённому, казалась жутковатой, ежели не кошмарной: на земляном полу лежал бессознательный человек, по-видимому имевший серьёзную головную травму; ближайшая подруга, болезненно покряхтывая и обливаясь нескончаемыми слезами, сидела, прислоняясь к деревянной стене, а её роскошное тело, некогда выглядевшее несказанно прекрасным, сплошь покрывалось синими кровоподтеками и чёрными гематомами (лицо, однако, оставалось нетронутым).

– Что случилось? – с ужасом спросила Тагиева, искренне переживая за искалеченную подругу. – Кто это сделал?

– Даже не спрашивай, – трясясь от безвольного страха, прошептала Анжелика измученным голосом, не в силах пошевелится от терзавших болезненных ощущений, – потом расскажу, а пока отвези меня отсюда куда подальше, только, пожалуйста, не в лечебницу: не хочу подробных расспросов – боюсь, не выдержу и во всем им сознаюсь; а тогда всё… хана… однозначная смерть.

Вторая девушка, подгоняемая безотчётным испугом и искренним состраданием, выбежала на улицу и позвала в активную помощь участливого водителя. Вдвоём они поспешно перетаскали обоих людей, изувеченных и измученных, осторожно поместили в машину такси и, несмотря на отчаянные протесты Гордеевой, повезли в первую городскую больницу, оказавшуюся от страшной местности ближе, нежели все остальные лечебные заведения.

Едва они вошли в приёмное отделение, покалеченной девушке первым же делом ввели обезболивающее лекарство, содержавшее сильнодействующее снотворное. Пока Гордеева еще не уснула, она подвергалась тщательному осмотру. Получилось, Слон избил её более-менее аккуратно, не причинив истязуемой мученице ни единого перелома; зато нестерпимых страданий он ей доставил великое множество (на истерзанном теле не существовало ни одного живого места, где бы не остался отпечаток увесистых тумаков, хлестких шлепков и резких затрещин). Установив, что общее здоровье измученной пациентки серьезной опасности не подве́ржено, её переместили на больничную койку, а Тагиевой порекомендовали отправиться отдыхать, пояснив, что исцеляемая подруга проспит, как минимум, целые сутки. Сердобольной девушке ничего другого не осталось, как безропотно подчиниться.

В тревожном ожидании и полном неведении прошли весь следующий день и сменившая ночь. Переживая за измученную приятельницу, «работать» никому не хотелось, и никакие, даже самые выгодные, «заказы» не принимались; с тревожным сердцем, сжимавшимся от чудовищной жути, каждая ожидала, когда Анжелика проснется и когда она просветит всех остальных в возникшую суть проблемы, в чём-то нетипичной, а где-то пугающе страшной. Но жизнь не стоит на месте, и постепенно недолгий период, какой отводился на сон, постепенно закончился; значит, можно было отправиться выяснить, что же с ней всё-таки приключилось. В лечебное отделение, куда и положили Гордееву, Азмира прибыла около девяти утра́, наступившего аккурат через сутки, прошедшие с трагического момента, когда ее обнаружила. Подмаслив угодливых санитаров хрустевшими долларами, она, вопреки больничному расписанию, выбила первичное посещение и в неурочное, и в раннее время. Как бы участливая «коллега» не торопилась, но всё-таки немножечко припозднилась. Когда она появилась, возле измученной девушки находились двое оперативных сотрудников, непременно желавших узнать, что именно явилось натуральной причинной и жуткого, и крайне невзрачного состояния. Впрочем, никакие уловки не действовали, и Анжелика держалась упорно, незыблемо, стойко. Более всего она опасалась нешуточных, вполне осуществимых, угроз, накануне поведанных Костей-киллером. Недобро расставаясь, он жёстко заметил, что «если она вдруг попытается навести на них «поганых ментов», то «сделать звонок дражайшему другу» ей впоследствии не представится; напротив, после предательского поступка, искать ее станет негде, так как раскромсанное туловище окажется разбросанным по всей Ивановской области». Немалые опасения прочно отложились в подсознательной памяти, поэтому избитая путана отчаянно не хотела признаваться ни в настоящих причинах телесных мучений, ни в том вопиющем факте, кто же на самом деле к ним оказался причастным. Полицейские «бились» с ней свыше целого часа, но ни к какому обоюдовыгодному консенсусу прийти не смогли: несгибаемая блондинка настойчиво старалась их убедить, что виновата сама, а соответственно, личное обвинение выдвигать никому не станет (она ссылалась, что якобы упала с высотной постройки). Но! Матёрые оперативники не являлись полными дураками и, принимая во внимание многочисленные травмы разностороннего свойства, настаивали на чисто правдивом ответе (сейчас они, раздраженные, как раз требовали уточнить, сколько раз она падала, а главное, зачем – черт возьми! – снова и снова поднималась на слишком опасную высоту?). Вконец измученная, Гордеева разразилась безудержным плачем и буквально забилась в неуёмной истерике, да так настойчиво сильно, что в затянувшуюся беседу вынужденно вмешался лечащий доктор. Он убедительно пожелал, чтобы измученную пациентку на какое-то время оставили в полном покое.