Именно Вячеслав Александрович, узнав, что непутёвый отпрыск во время важной экзаменационной сессии беспричинно приехал в родимый город, взял на себя несложный труд и поручил подчиненным сотрудникам, дабы те незатейливо, не привлекая внимания, но и немедленно установили побудительную причину, казалось бы, неразумного поведения. Через пару часов ему подробно докладывали о Тагиевой всю её подноготную, не забывая уточнить, что у них назначена вечерняя встреча; она планировалась в «респектабельной забегаловке», расположенной на площади Пушкина. Страшное негодование охватило закаленного, обычно беспристрастного, человека! Он в ту же секунду подумал, что истинной целью презренной личности, обладающей чувством заниженной социальной ответственности, является только одно: затащить неразумного сыночка в постель, а потом быстренько на себе, непристойной, женить, испортив благополучную жизнь и сломав блистательную карьеру. Последние известия принесли к концу рабочего дня, поэтому он и не успел попасть к началу провокационного, отчасти практичного, рандеву. Едва получив тяжелую весть, он сию же секунду забросил служебные надобности и стремительно поспешил домой. Он рассказал супруге о свалившемся великом несчастии, а заодно и предложил немедля вмешаться в сыновью судьбу (чтобы тот – не приведи Господь! – не наделал непоправимых ошибок). Мать, как ей и положено, всплеснула руками, чуть не повалилась без чувств, но все-таки сумела взять себя в руки, причем не преминула изъявить неотъемлемое желание поучаствовать в вечернем посещении злачного ресторана (где их доверчивого мальчика попытается облапошить коварная проститутка).

Холод Ирина Васильевна, давно уже немолодая, она прекрасно сохранила девственную фигуру, не наделив ее ни излишней полнотой, ни другими внешними недостатками (достигнув сорокалетнего возраста, находилась в естественном теле). Сегодня, в тревожный день, ее изумительные очертания подчеркивались красивым зелёным платьем, расшитым золотой тесьмой и усыпанным бесконечными блестками. Весь остальной, не менее восхитительный, облик выглядел невероятно эффектно: невысокий рост удачно компенсировался удобными черными туфельками, отмеченными слегка завышенным каблуком и одетыми в тон спускавшейся с плеча дамской сумочке; круглое симпатичное лицо казалось чуть вытянутым, что придавало видимую продолговатость; мягкая, нежная кожа в области щек выглядела в меру напудренной; зеленые глаза, излучавшие бескрайнюю доброту, окаймлялись густыми, изящно затушеванными, ресницами; на веках присутствовал незначительный макияж, однотонный коричневатой помаде, украшавшей тонкие губы (они плотно сжимались от общей нервозности и материнского недовольства); маленький нос смотрелся прямым, несколько вздернутым, обозначая непримечательную курносость; аккуратные уши, плотно прижатые к голове, на верхних окончаниях отходили немного в стороны; светло-русые волосы, длинные и волнистые, с правого края распускались пышной прической, с левого закладывались за ухо, где отмечалась золотая сережка, увенчанная отнюдь не маленьким изумрудом.

Вот с такими представительными людьми и пришлось столкнуться и лично Азмире, и ее беспечному, крайне доверчивому, приятелю. Видя, что молодые люди собираются уходить, и, как водится, заподозрив неладное (как бы подлая девчонка не начала склонять нерадивого парня к непоправимому, до крайности опрометчивому, поступку, а затем и к прямому сожительству), влиятельный офицер остановил их обоих на выходе и властным тоном, не терпевшим никаких возражений, сурово распорядился: