Потому-то мы всегда вертелись возле Вафа-бабая. Хочу напомнить, что мы росли в той среде, где в борьбе за выживание человек, прежде всего, надеется на свои руки. А если рядом есть тот, кто может тебя чему-то научить, считай – тебе повезло. «Учись ремеслу, – любил повторять нам Вафа-бабай. – Можно потерять в жизни всё, но твоё ремесло всегда спасёт тебя».

Мне на память приходят слова Микеланджело, который, уже находясь в глубокой старости, произнёс следующую фразу: «Обидно умирать, когда только начал познавать основы моего ремесла». Это чувство обиды по отношению к земному уделу совершенно неприменимо к нашему деревенскому старцу. Вафа-бабай утверждал, что «твоё ремесло может пригодиться тебе даже на том свете», и ветер из других территорий подхватывал его слова и уносил туда, где правота этих слов очевидна.

Сам он был прекрасным столяром и знал душу дерева. «Так же, как у реки есть течение, – говорил он, – у дерева есть линии согласия. Если ты чувствуешь их, ты плывёшь, словно по течению, и дерево согласно с тобой».

Из всего того, что он сотворил своими крепкими руками, мне более всего запомнилось самое незатейливое его творение – лодка, на которой всегда можно было переправиться через речку. Лодка стала частью нашего пейзажа, и речка в моих воспоминаниях всегда предстаёт именно такой: прибрежные ивы, лодка, привязанная к берегу, чуть повыше, убегающая в деревню дорога. Мы, деревенская детвора, частенько катались на этом нехитром судёнышке, оглашая окрестности несусветными воплями.

Вряд ли Вафа-бабай, сколачивая лодку, имел намерение придать своему творению какие-либо скрытые смыслы. Но сейчас, спустя много лет, я вполне их улавливаю, ведь наш деревенский старец мог делать это неосознанно. Лодка, на которой мы столь шумно катались, символ достаточно универсальный. Она была призвана дать нам понятие о течении, о линиях согласия, которыми насквозь пронизано наше существование. Их надо уловить и не противиться им.

Кроме того, лодка, привязанная к берегу, могла напомнить о происхождении деревни. Ведь Лотфулла Хасани выбрал это место не случайно. В нём сидело вечное желание уйти от преследующей его народ безысходности. Два наших холма были для него словно высокие горы. Чёрный лес – нескончаемой тайгой. А речка – бескрайним синим морем, где твой след растает без следа.

Лодка же, сделанная Вафа-бабаем, стала маленьким корабликом, ожидающим на берегу и готовым взять тебя в другое пространство. Она словно намекала о спасении и свободе. Разумеется, последнее сравнение может кому-то показаться несколько притянутым. Так, может быть, и есть на самом деле, поскольку все эти образы связаны, в первую очередь, с моей личной судьбой.

Как же Вафа-бабай сумел посвятить нас в основы своего ремесла? Он очень ненавязчиво учил нас мастерить игрушки из дерева. А какому мальчишке это будет неинтересно? Нашему учителю доставляло удовольствие объяснять нам, как пользоваться инструментом, как выбирать древесный материал. Сотворённые мальчишескими руками игрушки представляли собой нашу жизнь в деревянной миниатюре, наивной, кособокой и простой, как бывает проста душа в начале жизни. Это могли быть арба, дом, колодец, барашек (с обязательным надрезом на горле, поскольку ислам, как известно, не поощряет какое бы то ни было изображение живых существ, – надрез же означал, что у животного уже ушла душа), деревянная сабля, борона, мельница.

Однако игрушка, сделанная Минлебаем Атнагуловым, выглядела несколько странной. Она представляла собой какую-то непонятную нам конструкцию, в которой помимо прочего присутствовали две палочки на подставке, между которыми скользил вверх-вниз косой обломок бритвы. Вафа-бабай, увидев игрушку, озабоченно покачал головой. По-видимому, он, ещё тоже не зная предназначения этой конструкции, сразу почувствовал сокрытую в ней ужасную суть. «У Всевышнего свои планы насчёт каждого из нас», – сказал он, глядя на мальчика.