– Почему нет? Наши горы полны сокровищ, а народ трудолюбив и сообразителен, – с вызовом сказала Хельга, но в её голосе прозвучала неуверенность. – Действительно, не будем спорить. Конечно, я понимаю, что с твоим воспитанием ты не можешь думать по-другому. Тебе трудно встать на точку зрения харранцев, чью историю растоптали лакхорцы. Лучше скажи, каким ветром тебя сюда занесло? Соскучилась по родителям?
– Соскучилась. Только их здесь нет. Они живут с братом. Им пришлось бежать во время этих событий. Я приехала продать наш дом. Они сюда больше не вернутся.
– Что? Но почему?
– Потому что они не харранцы.
– Кэсси, ты же не думаешь, что им что-то грозило? То, что мы против королевства Лакхор вовсе не значит, что ненавидим простых лакхорцев. Это какие-то уроды думают по-другому. Но их мало. Да, люди выходили на улицы, но никто не погиб. Почти. Твоя семья могла жить здесь совершенно спокойно.
Хельга даже наклонилась в мою сторону, стараясь убедить. Я хотела промолчать, но она добавила:
– Это всё предубеждения. Вы, лакхорцы, чувствуете свою неправоту и поэтому боитесь. Зря твои уехали. Им здесь ничего не грозило. Мы, харранцы, добрый и терпеливый народ.
– Их хотели убить. Я это точно знаю. Вашим заговорщикам нужна была кровь и больше ненависти с обеих сторон. Из-за меня их гибель прозвучала бы на всё королевство, а убить их проще, чем людей знатных и богатых, у которых есть охрана. Поэтому родителям и сестре пришлось бежать, не взяв ничего.
Хельга расширившимися глазами смотрела на меня, приложив ладонь к горлу.
– Кэсси, почему вы не обратились ко мне? Моя семья помогла бы. Неужели ты думала, что я могу предать твоих?
– Нет, – искренне ответила я. – Никогда не сомневалась в тебе. Просто ты же тогда была беременной. Я так и думала, что ты вот-вот родишь, тебе не до заговоров. Не захотела вас впутывать.
Хельга внимательно всматривалась в меня, проверяя насколько я искренна. Она хотела продолжить расспросы, но тут тихое кряхтение, раздававшееся со стороны кроватки, переросло в громкий рёв. Подруга встрепенулась:
– Олаф проголодался. Не уходи, Кэсси, я покормлю его, и мы ещё поговорим.
– Покормишь? Сама?
– Да. Мать Олафа предлагала взять кормилицу, но я отказалась. Решила кормить сама. Я ей не доверяю. Мне кажется, она хочет отнять у меня сына.
Я не сразу сообразила, что она говорит о матери погибшего жениха, а не страдает раздвоением личности. Говоря это, Кэсси направилась к кроватке и наклонилась к кричащему малышу.
– Я так и думала, что Олаф сейчас проснётся, – раздался от входа голос доры Хильды. – Милая, пока ты занимаешься сыном, мы с отцом на время заберём у тебя Кэсси. Вы ведь не откажетесь от чая?
– Спасибо, не откажусь.
Я боялась, что буду мешать подруге, а дора Хильда предложила хороший выход.
– Мама, мы с Кэсси ещё не договорили!
– Договоришь потом. Покормишь, и присоединяйся к нам. Мы будем в Розовой гостиной. Один раз оставишь сына на няню. Пойдём, Кэсси.
Пока мы поднимались по лестнице на второй этаж, мать Хельги ворчала:
– Она с малыша глаз не сводит. Боится даже няням оставить. Это ненормально! Всё сама, сама, как нищенка какая-то. Ты уж скажи ей, Кэсси, что это неправильно. Она должна и о себе подумать, а то ещё заболеет.
Хорошо, что доре Хильде не требовались мои ответы.
В уютной гостиной, которую я хорошо помнила из-за красивого цветочного узора, украшавшего стены комнаты, нас ждал уже за накрытым для чая столом дор Сигурд Брант, отец Хельги. Высокий, массивный, он всегда внушал мне робость, хотя раньше почти не замечал меня. Ограничивался обычно какой-нибудь добродушной шуткой, если случайно наталкивался на нас с Хельгой.