«Напилась?» – уточнил рыжий красавец.
«Ага. Еще бы поесть бы…»
«Идем, познакомлю кое с кем».
Все так же покорно, но куда более бодро, она двинулась за своим новым знакомцем. «Кое кто», это, наверное, остальная стая. Их будет много. Много собак – настоящая сила!
Вот сейчас, сейчас она увидит…
Но это же не собаки! Точнее, почти все – не собаки. Кроме одного серого пса.
«Это Шарик. И Хорошие Дети. Запомни их. Этим доверять можно. А другим – нельзя, тут еще и Нехорошие Дети есть. Опасные».
«Дети, это детеныши людей, а люди все опасные», – хотела ответить Алька. Но вспомнила как двое незнакомцев спасли ее от веревки на шее.
Наверное, рыжий пес прав…
«Друган! Друган пришел!» – радостно крикнул кто-то из детей.
«А с ним еще собака! Собака черная!»
Это уже было когда-то в ее жизни. Было, и не раз. Дети, радостно крича, подбежали к ней, окружили, начали гладить, тискать, обнимать.
Кто-то неожиданно прихватил за хвост и заглянул под него.
«Ты чего, ты чего делаешь?! Люди там не нюхают!» – всполошилась собачонка.
«Это девочка!» – радостно сообщил хвостохвататель.
«Я знаю, что я девочка, хвост не трогай!» – обиженно пробурчала собачонка, прячась за рыжего пса, которого дети называли Друган.
«Надо имя ей придумать».
Дети начали обсуждать что-то свое, человеческое, не совсем понятное. А серый пес, наконец, подошел и обнюхал ее.
Он был большим. Не таким большим, как Друган, но тоже больше Альки.
«Вот и вся моя стая. Ты и Шарик. Нас трое. Хорошооооо!» – протянул довольный Друган.
«Хорошо», – согласилась она. – «Только есть хочется…»
«Тоже хочу. Пойдем к бакам, Друган?» – поддержал ее Шарик.
Втроем, оставив детей обсуждать непонятные человеческие вопросы, они отправились прочь, петляя между огромными домами.
Мусорные баки оказались недалеко. Большие, металлические, заманчиво пахнущие…
«Еда, еда, еда!» – только сейчас осознав, как же голодна, Алька бросилась к этим источающим аромат огромным железным кубам и запрыгнула в один из них.
Она вертелась, нюхала, гребла лапами, рвала пакеты, пока не наткнулась на почти не обглоданную куриную спинку.
«Вот сейчас наемся, и все будет совсем замечательно…»
Ожидая аппетитного хруста тоненьких косточек, собачонка сжала челюсти… и, жалобно взвизгнув, выпустила свою находку.
«Ты чего, спасать надо?» – уточнил Друган.
«Я… не могу есть! Больно…»
«Совсем не можешь? Это плохо. Или в тенечке полежи, потом попей!»
Обескураженная и несчастная, собачонка выбралась из бака и устроилась рядом, на газоне.
Двое псов, рыжий и серый, вытаскивали из мусорного бака пакеты и разрывали их в поисках еды. А она смотрела на них.
Если она не сможет есть, что с ней будет? Неужели все вот это – новое хорошее место, где можно жить, стая, дети, которые уже любят ее, – просто подарок на прощание, чтобы не так обидно было умирать?
Часть 12.Птичий хлеб
Черная мохнатая собачонка пила. Жадно пила прохладную воду из лужи, пытаясь заглушить голод. А два пса стояли рядом и с тревогой на нее смотрели.
«И что, совсем не можешь есть?» – сочувственно уточнил рыжий гигант Друган?
«Не могу. Больно», – грустно подтвердила Алька.
«А когда последний раз ела? И что?»
Собачонка задумалась. Ведь было же что-то… вкусное было, хорошее, мягкое…
«Булочка! Мне дали булочку, и она была такая мягкая, что я смогла ее съесть, было почти не больно!»
«Булочка… это же хлеб?» – вмешался доселе молчавший Шарик.
«Хлеб, да…»
«А тебе птичий хлеб не подойдет? Он тут есть неподалеку».
«Тут есть хлеб? Где?!»
Как же она хочет есть! При одной мысли о мягком хлебе, который можно жевать даже таким израненным ртом, этот самый рот наполнился слюной.