«Идем, покажу».
Хлеб! Мягкий хлебушек! Мягкий-мягкий-мягкий… Наконец-то она поест!
Предвкушая сладковатый вкус во рту, она семенила за новыми друзьями. Вот сейчас, сейчас…
Хлеб лежал на железной крышке канализационного люка. Большая горбушка батона и еще несколько ломтиков рядом. Счастливая, Алька схватила горбушку…
Черствая! Черствая как камень.
«Ну, как?» – заботливо поинтересовался Шарик.
Она хотела ответить: «Он черствый, я не могу это есть!»
Но для того, чтобы ответить, нужно было выпустить изо рта горбушку. Черствую несъедобную горбушку… свою последнюю надежду.
Молча сжав жесткий хлеб зубами, она прижала к нему язык и ощутила слабый сладковатый привкус белого хлеба.
Нет уж. Теперь она его не выпустит. Будет ходить так и трогать языком.
Так она и трусила за своей новой стаей, сжимая челюстями заветную горбушку, прижав к ней язык.
Чуть-чуть, совсем немного вкуса… хоть что-то…
Дети подбежали к ним неожиданно.
«Сейчас будут меня тискать. Еще и в пасть полезут!» – мрачно подумала Алька.
И осознала, что не хочет, чтобы ее тискали.
Молча развернувшись, она потрусила прочь.
«Кристя! Кристя, Кристя, иди сюда! Сюда, Кристя!» – кричали за спиной детские голоса.
Алька так и не поняла, кого они зовут. Во дворе есть еще собака?
Не важно, потом спросит у своей стаи. Сейчас она хочет побыть одна.
И еще она хочет пить. Сильно хочет. Не получилось поесть, так хотя бы еще раз попьет.
Вернувшись к луже, собачонка бросила свою горбушку прямо в воду и начала жадно лакать.
Прохладная вода холодила горячие саднящие десны, это было приятно. Очень-очень приятно.
Напившись, она устроилась рядом с лужей, грустно глядя на горбушку.
Когда-то это был хороший вкусный мягкий хлеб. Он бы спас ее… когда-то…
Этот день был тяжелым. Очень, очень тяжелым. Нет, это хороший день. Она нашла новый дом, она обрела стаю. Но как же устала…
«Вот ты где! А свой хлеб так и не съела?»
Откуда тут Друган? Почему уже вечер? Она же только глаза прикрыла.
Вяло поднявшись, собачонка дошла до лежащего в луже куска хлеба и взяла его в зубы.
Поднять горбушку не получилось.
Ставшая водянистой и хрупкой, она просто развалилась.
«Размокла! Моя горбушка размокла!» – поняла она. – «Теперь я смогу ее съесть!»
Она жадно отрывала размокший хлеб. Кусок за куском. Его даже жевать было не нужно. Немного размять, и можно глотать.
«Так ты все это время ждала пока он размокнет? А ты умная!» – похвалил ее Друган.
Это было прекрасно. Она ела, с удовольствием отщипывала и глотала водянистый на вкус хлебный мякиш и слушала как целых два больших красивых пса восхищаются ее сообразительностью.
«Не скажу им, что у меня случайно получилось. Пусть думают, что сама догадалась!»
Часть 13. Грехопадение
Теперь она знала, что делать, чтобы не остаться голодной. Нужно всего лишь собирать по газонам птичий хлеб (интересно, почему люди его туда выкладывают), относить к луже и ждать, пока достаточно размокнет, чтобы не терзать ее израненные десны.
Да, вкус был водянистый. Да, она не наедалась. Но это было лучше, чем ничего.
Остальные члены стаи не считали размоченный хлеб достойной трапезой. И это было прекрасно! Не нужно было сторожить и прятать свою еду, опасаться, что отберут. Достаточно просто выложить в воду, отправиться по своим делам, а потом вернуться и съесть.
Так она и скиталась по дворам, постоянно думая о еде и ища, чем отвлечься от навязчивых мыслей.
Иногда удавалось встретить детей. С ними можно было неплохо провести время. Главное, помнить, какие дети Хорошие, а какие – нет.
По словам Другана, некоторые из детей могли причинить боль просто так, без причины. Она не сомневалась в его словах: жизнь в Нехорошем Месте научила ее тому, что люди способны творить страшные вещи. Настолько страшные, что лучше избегать тех, кто способен на такое.