И вот, наконец, один из пожарных вышел из горящего дома, держа на руках тяжелую драгоценную ношу. Мальчик хотел было побежать к нему на встречу. Дедушка едва успел его схватить за подол рубашки – возле дома еще бушевал огонь.

Пожарный принёс Кару и посадил рядом с дедом. Собака казалась на удивление спокойной и, как всегда, величественной. Фабиан бросился к ней и стал обнимать и целовать. Скоро его лицо и рубашка покрылись слоем пепла, в котором была и собака. А она сидела практически неподвижно, будто ждала чего-то. Даже не реагировала на прыгающего вокруг неё Асти.

Когда пожарные, наконец, полностью справились с огненной стихией, и сели передохнуть, Кара будто бы ожила. Она медленно, с достоинством и безошибочно подошла к спасшему её пожарному и благодарно лизнула его в нос. Он сначала опешил, потом погладил её по посеревшей от пепла шее. После этого Кара такой же королевской поступью вернулась на своё место. Всё это происходило на глазах у пожарных, Фабиана, дедушки Эстебана и прибежавших тушить пожар соседей. Раздались аплодисменты. Женщины плакали. Фабиан был счастлив! Его дедушка и собаки остались в живых!

Кстати, причина пожара не была определена. Впоследствии дедушкина община построила ему новый дом.

Каждый раз, когда у Кары были щенки, Фабиан хотел взять одного из них в город, но родители не разрешали. Кто знает, если бы у него сейчас был преданный четвероногий друг, возможно, парень вёл бы себя ответственно, да и пёс смог бы учуять грозившую опасность. Кто знает…

Фабиан не зря вспоминал Кару и Асти. Он очень скоро заметил, что рука, почти постоянно греющаяся у него на груди, вздрагивает, когда по соседству слышен собачий лай. В эти минуты Фабиан молча торжествовал. И злорадно улыбался, радуясь, что хоть чего-то боится его тайная компаньонка-садистка.

Несмотря на успех романа «Иезуит», Фабиан оставался таким же мрачным и печальным, как и прежде. Ночи ему казались теперь ещё длиннее и мучительнее. А ведь раньше он так жаждал славы! Теперь, прислушиваясь к шуршанию и поскрипыванию пера авторучки в ненавистной ему бледной руке, многообещающий молодой автор желал лишь покоя.

Примерно часа через три поскрипывание прекращалось, и на мансарду опускалась зловещая тишина. Ещё мгновение, и цепкие тонкие пальцы добираются до его холостяцкой кровати. Потом хватаются за край рубашки и вот уже рука на своём «коронном месте». От прикосновения руки у Фабиана противно ноет в груди, и холодный пот выступает на лбу. Потихоньку рука согревается и застывает. Фабиан пытается заснуть. Забывается лёгким сном. Потом он снова просыпается от недостатка воздуха; рука сдавливает его горло. Когда ему удаётся немного разжать её пальцы, он несколько раз делает глубокий вдох, и снова погружается в поверхностный сон.

Странно, но он уже не кричит ночами. Неужели можно к такому привыкнуть?

А рука-компаньонка продолжает строчить каждую ночь. Скоро будет готов и второй роман – продолжение «Иезуита» – «Искушение». Фабианом обуревают противоречивые желания. С одной стороны, он радуется своему новому статусу. Он ещё студент университета Алькала-де-Энарес, а у него уже «за плечами» местный бестселлер. Редкая удача. Как пишут в еженедельной газете – редкий талант. Но, Фабиана мучает двойственность его творчества. Вернее, не его творчества. По сути дела, он, обладая известными знаниями, ещё не готов к созданию подобных работ. Чтобы стать первоклассным писателем, недостаточно много читать самому.

Фабиан задумывает избавиться от руки. Но он не хочет, чтобы она досталась кому-то другому. Он прекрасно понимает, что авторство «его» романов должно принадлежать только ему.