Рабочее пространство у нас было весьма некомфортное. Сверху над нами размещались те самые огромные воздухонагреватели, а слева и справа – работающее оборудование соседних энергоблоков, от которого шёл жар, который добавлял тепла и так уже жаркому лету. Всё это гремело и вибрировало огромной мощью. Наше рабочее пространство имело плюс в том, что там можно было стоять не сгибаясь. Но минус, что всё оно – и металлические полы и потолок, и железные корпуса оборудования вокруг – всё было покрыто толстым слоем чёрной копоти, обильно пропитанной машинным маслом.

Реальное производство, реальные условия труда. Узнать по-жизни полезно. Комбинезоны, ботинки и шлемы нам выдали, а руки и помыть можно.

В бригаду, которая трудилась рядом с нами, попал наш студент Андрюша Богданов. Рафинированный мальчик из хорошей семьи – типичен был учебный путь его – испанская спецшкола, уроки фортепиано, хороший институт. Очень высокий и худой, с длинными пальцами музыканта.

С утра и до полудня он в бригаде трудился, отворачивая с помощью гигантского ключа и трубы для усиления, огромные гайки. В 12 строго по часам – трудовая дисциплина была на высоте – наступил часовой перерыв на обед.

Расстелили прямо на крышке редуктора газеты и стали доставать, кто что принёс – большинство рабочих ездили из Подмосковья, и, чтобы сэкономить, привозили продукты с собой. На газету выложили яйца, огурцы, помидоры, колбасу, хлеб. У студента, который распорядок не знал, съестного с собой не было. Только книжечка стихов. И он хотел из деликатности тихо исчезнуть, и где-нибудь переждать обед. Увидев, что студент скромно уходит, огромный мужик – бригадир, тут же сказал:

– Эй, студент, давай к нам! Давай обедать!

Ребята подвинулись, освобождая для студента часть доски, служившей вместо скамьи, и он уселся за сооружённый из редуктора стол.

– Давай, студент, ешь! Давай, огурчики солёные, яйца! Наворачивай.

И Андрюша Богданов, вытерев руки о комбинезон, принялся наворачивать. Достали гранёные стаканы.

Бригадир полез в свою котомку и извлёк из неё бутыль с какой-то фиолетовой жидкостью.

– Так, студент, денатурат пьёшь?

Как человек интеллигентный Андрюша не мог отказать, представителю рабочего класса, проявив тем самым высокомерие. Поэтому Богданов, согласно кивнул:

– Пью!

На самом деле мама ему даже шампанское пить не разрешала, чтобы в плохую компанию не попал.

– Так, давай стакан! – и бригадир разлил всем членам бригады по стакану фиолетового напитка.

– Ну, будем живы! – и все заглотили этот эликсир, и, закусив огурчиком, закурили.

Для привычного организма это было «в самый раз». Но для Богданова полстакана спирта с добавлением ухудшителей вкуса и запаха были дозой запредельной, особенно с учётом его комплекции и жары, и он мгновенно вырубился.

Это было встречено бригадой с пониманием.

Бригадир лично уложил свой ватник в уголке подальше от грохочущего оборудования, и на него заботливо положили студента.

Обед закончился, бригада возобновила работу. Но, если кто-то ронял кувалду на металлический пол или начинал слишком громко материться, бригадир резко одёргивал.

– Тихо! Студент спит!

Денатурат влил Андрюшу в ряды рабочего класса.

На третьем курсе нам на всю группу перепали билеты на балет «Лебединое озеро» в Кремлёвский Дворец Съездов. По 60 копеек за билет. Счастье это нам привалило, потому что в нашей группе Т-3-73 училась Риточка, которая была профоргом курса, и боролась за наш культурный рост.

Это озеро с лебедями крутили тогда по телевизору по случаю каждой «безвременной кончины» очередного кремлёвского старца, значительно чаще, чем хотелось бы Кремлю. Поэтому особого интереса ни к лебедям, ни к озеру у нас не было.