В это раз нам повезло – пастух дядя Жора угнал стадо в рощу ближе к деревне – в полдень хозяйки приходили туда с вёдрами доить коров. А был как раз полдень. Самое пекло.

Купаться всем хотелось, и компания собралась большая – Алик и Вовка Хлыстовы, которые жили далеко, на Каспийском море в городе нефтяников Баку, и интересно рассказывали про ту, необычную жизнь; Вовка Муратиков, который уверял, что если он во всю силу побежит, то сможет обогнать автомобиль «Москвич», Борька и Вовка Петровы, с пятого участка, дед которых старый большевик-подпольщик, до поздней осени ходил по дачам босиком. Интересно, в Москву на электричке он тоже босой ездил? Но я никогда не видел, чтобы он дальше сельмага ходил, босой и в полотняной рубахе, как Лев Николаевич. Серёжа Федотов по кличке «Гитлер» – потому что он, когда грибы собирали, когда белый находил, никому не разрешал к нему приближаться, пока он все вокруг не обшарит. И лицо у него, когда он при этом кричал: «Моё место!» было такое, что только усики ещё и вылитый Гитлер, и мы с братом Димой.

И ещё с нами увязался Шурка Костогрыз по кличке «Беременный кабан». Кличку свою Шурка получил совершенно заслуженно – во-первых, он был жирным. Во-вторых, он был очень неуклюжим. В-третьих, он очень быстро уставал и всегда начинал ныть.

В каких бы похождениях наших Шурка ни участвовал – на колхозное поле за горохом, на стога, чтобы кататься с них, как с горки, на кукурузное поле для войны с початками – Шурка везде мешал чрезвычайно.

Особенно трудно было залезать с ним в заброшенный сад за яблоками. Сад был не то, что совсем заброшенный – просто хозяин дачи работал всё время за границей, а яблоки на участке были – белый налив. Очень сладкие, но не выдерживающие длительного хранения. Поэтому, чтобы они не пропадали попусту, мы их активно собирали.

Преодоление забора с Шуркой было сложной задачей – нужны были ещё двое. Один подталкивал Шурку, когда он, пыхтя, на забор карабкался, а второй, который раньше на другую сторону перелезал, должен был Шурку ловить, иначе он запросто мог с верхушки забора рухнуть.

Мы старались от Шурика ускользнуть. Но тут тоже проблема была – он начинал канючить, что его не берут, и его вредная бабка ходила и жаловалась нашим бабушкам, что Шурку обижают. И нам за него доставалось.

В этот день от Шурки отделаться не удалось, хотя мы честно пытались.

– Шурка! – сказал ему Вовка Петров. – Далеко, устанешь и опять канючить начнёшь!

– Не начну! – канючил Шурка, пристраиваясь за нами.

– Ты и в прошлый раз говорил, а потом отстал. Мы тебя ждать не будем, предупреждаем! – Это уже Вовка Муратиков попытался его отговорить.

– Не отстану! – гнусил Шурка, быстро перебирая ногами. На его круглом лице выступали капли пота. Жиртресты всегда потеют, когда жара и быстро двигаться приходится.

Так идём мы по тропинке один за другим, Шурка, как всегда последним. И пока не отстаёт. Через луг протекала небольшая речка, вернее, большой ручей, который впадал в наш пруд. Через ручей этот было переброшено от берега до берега толстенное бревно, на метр возвышавшееся над водой. Мы все легко по бревну перебежали, а Шурка испугался, встал на четвереньки и так по бревну пополз. И он бы, конечно переполз бы, но он основное правило нарушил – когда переходишь по бревну – надо смотреть только на дальний конец.

Так Шурка и делал, но только пока не дополз до середины. Тогда он решил вниз, в воду глянуть. И тут же он прямо на четвереньках в воду и упал. Раздался мощный всплеск, сплошной ковёр ряски раздвинулся, и Шурка исчез под водой. Ряска сомкнулась над ним.