Зато я отчетливо помню металлический скрежет товарных составов мыслей, проносившихся в моей голове, и появившийся затем голос, который, словно станционный диктор, принялся зачитывать свое обращение ко мне через охрипшие вокзальные динамики. Помню, как я бросился записывать его великолепную речь, но слова сменяли друг друга так быстро, будто это были и не слова вовсе, а самые настоящие патроны в пулеметной ленте. Помню то взвинченное, заведенное, маниакальное состояние, находясь в котором, я исписал с десяток листов ежедневника или больше, прежде чем успокоился, прежде чем позволил легкой и приятной дрожи пробежать по своему телу.

То, что мне довелось узнать о писательстве посредством собственного опыта, сводится к трем простым пунктам: во-первых, научиться писать невозможно. Все, кто смеет утверждать обратное, – либо бесстыжие лжецы, либо беспросветные глупцы. Здесь все упирается в мысль и стиль, в способность улавливать то, что невидимо обыкновенному глазу. Это либо сидит где-то в кишках, либо нет. Конечно, можно в совершенстве освоить орфографию и пунктуацию, разобраться в понятиях фабулы и сюжета, узнать, в какой последовательности должны идти слова в предложении, и, наконец, научиться правильно выстраивать текст. Но не ПИСАТЬ. Улавливаете суть?

Пожалуй, сейчас я позволю себе небольшую вольность задержаться на этом пункте и изойтись праведным гневом, потому что чувствую, как во мне стремительно растет негодование, которое должно выпустить на волю. Весьма прискорбный факт: такого количества бесхребетной, тепличной и вторичной литературы мир еще никогда не видывал. Домохозяйка ли, стыдливо мастурбирующая под одеялом поутру, или университетский преподаватель, приводящий в описании своего заурядного шедевра полный перечень собственных жизненных регалий (будто бы те a priori4 наделяют его хоть какой-то способностью оживлять слова) – каждый второй, кто садится за письмо, пишет отборный ширпотреб об одном и том же. Да еще и в одинаковой, затертой до дыр манере! Нет ни стиля, ни правды, ни мощи. «Ради чего они это делают?» – раз за разом спрашиваю я себя. Ради денег? Сомнительная авантюра. Потому что им есть, что сказать? Так большей частью они пишут не потому, что им действительно есть, что сказать, а потому, что им хочется сказать хоть что-нибудь. Их прямо-таки распирает от того ложно-нежного романтизма, окутавшего чумазую писательскую стезю. Их распирает от желания иметь возможность лишний раз упомянуть в разговоре с кем-то (как бы невзначай), что они – писатели. И пишут они, чтобы исключительно «радовать» себя и друг друга, и ни в коем случае не печалить, ни в чем не признаваться, не вступать в дискуссию, не высказываться на спорные темы и не срывать покровов. Все они просто помешаны на максимальной рафинации и дезодорации своего творения. На выходе же у этих природных идиотов извечно получается безвкусный розовый бабл-гам, который они гордо кладут в рот среднего читателя, радостно хлопающего в ладоши, подобно выдрессированной цирковой мартышке.

Казуальный читатель – еще одна проблема, ведь спрос, как известно, и рождает предложение. Не будь у нас так много народа, который боится перенапрячь пару своих вялых извилин и использует процесс чтения сугубо в качестве мощного снотворного, у нас бы и не было такого чудовищного количества поганой литературы. И если кого-то из вас, дорогие читатели, возмутили, задели или оскорбили до щиколоточной глубины души мои слова, то это лишь означает, что я говорю чистую правду, от которой вы так славно улепетываете, сверкая пятками, на манер семижильного кенийского стайера.