Когда мама еще жила с нами, я был более менее послушным и прилежным. Я ходил в школу, ни с кем не дрался, получал хорошие оценки и любил сидеть у отца в кабинете, пока он решает всякие проблемы с бумагами. Но потом она ушла, оставив меня и Веронику на попечение отца и нянек. Она выбрала другую жизнь. Более лучшую, чем эта.

Я долго не понимал, чего же ей не хватало в жизни со мной, Вероникой и отцом. Понял тогда, когда сам это испытал. Ей не хватало свободы.

После ее ухода ни одна нянька не могла справиться со мной. Я будто обезумел. Мне все перестало быть интересным. И я стал жить сам по себе, наплевав на все правила и требования отца.

Я был тем, кем хотел быть, и начал делать то, чего хотел. Мне стало пофигу на запугивания и угрозы отца, потому что он все равно ничего не мог бы сделать мне. Я – его выродок. Родной сын как никак.

– Вадим, это ты? – слышу голос младшей сестры, когда только переступил порог дома. Веронике всего шесть лет, а когда ушла мама, ей было два года. – Вадим!

Девочка тут же запрыгнула на меня, и я крепко обнял ее, прижимая к себе. Она была моим лучом света во всей этой тьме, в которую я погряз. Она ничего обо мне не знает, видит во мне заботливого и любящего брата, но на самом деле я в полном дерьме. Захлебываюсь в нем. Тону. Но она об этом никогда не узнает. Она еще маленькая. Может быть потом как-нибудь…

– Вадим, почему ты пришел так поздно? – тихо спросила меня сестра, положив голову мне на плечо. – Ты же знаешь, что я не ложусь спать без тебя! И почему у тебя болячки?

Она аккуратно коснулась пальчиком моей ссадины на губе, а я скривился от боли, отдергивая лицо.

– Малая, прости! – ответил я, улыбнувшись. – Пошли, ляжем спать.

Я проигнорировал ее вопрос о моих ранах, потому что ей еще рано знать всего, что творится в этой чертовой жизни. Пусть она живет в своем розовом мирке.

– Будем слушать музыку? – тут же оживилась девочка, спрыгивая с моих рук на пол.

– Нет, – засмеялся я и беру ее за руку, направляясь к лестнице. – Я включу музыку, и ты ляжешь спать! Я просто побуду рядом с тобой какое-то время.

– А как же ты? Ты не будешь спать со мной?

– Нет, ты же уже большая девочка!

– Твоему брату еще нужно серьезно поговорить со мной!

Свет в помещении загорелся, ослепляя не привыкших к нему нас. От холодного тона мужчины, стоящего в нескольких шагах от нас в строгом деловом костюме, по моему телу пробежали мурашки, а Ника крепко сжала мою руку.

Мы оба боимся его, но никогда не показываем своего страха. Этот мужчина умеет наводить страх, но лишь лает, а никогда не кусает!

– Ты меня спросил, хочу ли я с тобой разговаривать? – в его тоне бросил я, и пошел с сестрой в ее комнату.

– Ты не сможешь, вечность убегать от разговора! – послышался голос отца за моей спиной, от чего я резко крутанулся на месте, смотря в его холодные голубые глаза.

– Я не убегаю от разговора с тобой! Я просто не хочу с тобой разговаривать!

С этими словами я покрепче ухватился за руку сестры и повел в ее спальню.

– Почему папа так не любит тебя? – спросила Вероника, опуская мою руку и подходя к зеркалу, чтобы привести себя в порядок перед сном. – Почему вы постоянно ругаетесь?

– Все сложно, Ник! Все сложно…

Я тяжело опустился на желтый пуфик, стоящий возле кровати моей сестры. Сколько помню, она никогда не любила розовый, поэтому потребовала у отца комнату желтого цвета. Сначала он не хотел уступать, пытался втолковать ей, что все девочки любят розовый и должны ухаживать за собой, на что Ника отвечала, что она не все и добилась своего.

В отражении я вижу, как мелкая заплетает из своих длинных рыжеватых волос две косички. Она уже настолько привыкла к самостоятельности, что отказалась от всех нянек, которых нанимал для нас отец.