В центре залы прямо над алтарем, висела полностью обнаженная девушка. Распятая в стороны за руки и за ноги, моя человеческая кефайя парила над магическим камнем. Ее черные волосы развевались от дуновений ветерка, проникающего из панорамных окон в стенах.

Чуть подальше, в стороне, парил в воздухе хлыст. Артефакт напоминал по виду прямоугольный черный цилиндр, увитый древними зелеными рунами.

С одного конца, с шипением и свистом скользя по каменному черному, извивались тонкие длинные энергетические хлыстины.

Семь сверкающих голубыми разрядами тонких ремешков, искрились, переплетаясь друг с другом. То парились в воздухе, то с громким шипением опускались на девушку.

Раз за разом, удар за ударом, сверкающие кнутовища рассекали нежную загорелую кожу. Оставляя белые полосы на нежной коже моей кефайи.

Один удар. И еще один. И еще. Они сыпались друг за другом, оставляя на стройной талии, спине, руках, груди, бедрах и ягодицах жуткие мгновенно вспухающие кровавые борозды.

Девушка висела в воздухе, распятая невидимыми магическими путами, выгибалась всем телом, пытаясь уклониться от очередного удара, но молчала.

Ни хрипа.

Ни стона.

Ни криков.

Ничего.

Она что, мазохистка? Нравится, грубо и жестко? Нравится экзекуция? Кто их поймет, этих современных девушек.

Я не сводил жадного взгляда с обнаженной обездвиженной девушки. С трудом сдерживая желание, рвануться вперед, освободить ее, снять с алтаря.

Зверь, почуявший запах крови, впервые за много сотен лет заворочался, принюхался, встрепенулся, желая вырваться на свободу. Устремиться туда, к жалкой человечке, спасти, защитить.

Нахмурился, какого демона происходит? Откуда взялись эти желания и эмоции? Откуда непонятно стремление вырвать ее из зачарованного круга, подставить под удар собственную спину.

Откуда безумная жажда слизать с ее восхитительного прекрасного тела всю кровь, капельку за капелькой. Пройтись руками по соблазнительным изгибам, ощутить, как моя девочка выгнется дугой, задрожит, но не от ужаса или боли, а от желания и страсти.

Я сам не понимал своих желаний. Злился, потому что не хотел, не мог чувствовать всего этого к простой человечке.

Она враг, потомок тех, по чьей вине много веков назад погибла моя истинная пара. Моя любимая Лейла.

Такой эмоциональный раздрай бесил и раздражал настолько, что мне хотелось стереть несносную человечку с лица земли. Уничтожить любое напоминание о ней. Хотелось сделать все, лишь бы больше ничего не чувствовать.

Снова стать бездушным ледяным демоном, желающим уничтожить человечество.

Подавил в себе неуместные желания и эмоции, повернулся к возникшей из ниоткуда сурухай.

— Мой Владыка, что привело вас в Инкубарий? – спросила она нежным голоском, покорно склонив голову.

Мнимая покорность. Я видел все. И сжатые кулаки, и побелевшие костяшки пальцев, и хмурые морщинки на лице. Чувствовал исходящее от сурухай напряжение и страх.

Боится. Правильно делает. Никто не имеет права проливать кровь моего инкубатора.

— Что тут происходит, Аминат? – спросил, спокойно скрестив руки на груди.

— Ничего, стоящего вашего внимания, мой Владыка, — ответила Аминат, склонив голову и скрестив руки на груди.

— Ничего? – переспросил, показалось, что ослышался. – А это тогда что? – рявкнул так, что всех обитателей гарема как ветром сдуло. Никто не желала наживать себе врага в лице сурухай, наблюдая за тем, как ее отчитывают словно нерадивого ребенка. – Вот это, что? – повторил, указывая в сторону алтаря, на котором продолжалась кровавая эксзекуция.

Похоже, человечке все не нравилась грубость, и садизм, я всеми фибрами своей сущности ощущал боль, ужас, и ярость.