То, что произошло ночью, открыло сидящих теперь за одним столом друг другу так, как не узнают иной раз за годы. Она, например, не знает, как повел бы себя Юрка в подобной ситуации: просто возможности не было это проверить.

А потом они вышли гулять на корниш – набережную, в густую толпу местных и отдыхающих, приехавших из Каира, в запах моря, горькой соли и рыбы, во влажную жару, оставляющую на коже кристаллики соли… Ахмед остановил такси, и они поехали в старый форт, выстроенный несколько столетий назад одним из мамлюкских султанов на месте знаменитого Форосского маяка. От Форта мало что осталось, но вид на море был хорош, и маленький музей, который они осмотрели, тоже понравился – наверное, им сейчас все нравилось. И даже не обидно было, что добирались сюда долго, через весь город, потому что машин было не меньше, чем людей, и им пришлось двигаться почти со скоростью пешеходов. Зато они увидели Александрию – длинную, растянувшуюся вдоль серо-стального моря и пляжей, в которых никто не купался, запущенную, со старыми потемневшими домами… Но почему-то милую и уютную, как обставленный старой, но удобной мебелью дом.

Автобус до Каира, на который у них были билеты, уходил ночью, и братья еще раз посовещались. Много позже девушки узнали, что они хотели показать новым знакомым танец живота, но в Александрии тогда было мало «приличных» мест, то есть тех заведений, где не бросали на артистов деньги и куда можно было явиться с «порядочной девушкой». И все-таки Ахмед нашел выход, и компания оказалась в ресторане четырехзвездочной гостиницы – там же, разумеется, на корнише.

Ресторан был небольшой, публика пестрая, все потягивали напитки и ждали танцовщицу. Светке повезло: она увидела ее первая, в профиль. Вернее, не ее, а большую грудь, как бы шедшую впереди, а потом неторопливо выплыла и сама танцовщица. Девчонки ничего не понимали в танце живота и не знали, хорошо или плохо она танцует, но смотреть все равно было интересно. Египтянка эта белым костюмом из дешевых кружев напоминала невесту, была светлокожа, собой недурна и двигалась медленно, будто спросонья. Незнакомые, плавные движения корпуса чередовались с мелкой тряской бедер, а довольно милое лицо молодой женщины было невозмутимо, как будто существовало отдельно от тела. Она вышла справа, а слева, напротив нее, сидел небольшой оркестр и стоял певец – когда танцовщица, исполнив два похожих танца, ушла переодеваться, он завел весь зал веселой ритмичной песней, и многие вышли танцевать. Вышли и Светка с Натальей – вернее, их вывели, и девушки старательно повторяли то, что танцевали окружающие, – ведь музыка была так непривычна, особенно для Натальи. Светка в Хургаде танцевала немного, но не под оркестр. Постепенно вошли в ритм, но тут певец замолк, и снова явилась танцовщица…

Она еще продолжала двигаться по сцене, словно борясь с тяжкой усталостью, когда девушки вместе с братьями поднялись и вышли – надо было спешить к автобусу.

И в эту минуту затрезвонил сотовый Натальи. Взяв трубку, она состроила недовольную мину и передала телефон подруге. Недовольный голос Ларисы диссонансом ворвался в веселое настроение девушек. Светка выслушала сестру с напряженным лицом, потом отключилась, не прощаясь.

– Понимаешь, она винит меня в том, что за ее посылкой не пришли! Нам даже телефоны этих адресатов не дали, а им – дали Олюнин сотовый, номер салона – и все равно не звонят! При чем тут я, не понимаю?! Что я сделать-то могу – на площади орать: кто от Ларисы?!.. – возмущалась Светка, но даже этот звонок не испортил ей настроения.