– До какого?

– Союз распался, – здесь он уже почти в открытую ухмылялся.

– Ну и что? Что в этом плохого? Что плохого в том, что мы с туркменами, грузинами, украинцами, азербайджанцами и прочими живём в разных государствах? Нахрен нам все эти республики? Что плохого оттого, что они ушли? Я вижу только хорошее. Живём мы так плохо не потому, что они ушли, а потому, что у нас власть такая тупорылая. Потому что мы сами её нормальную выбрать не можем.

– Насчёт всех согласен. А вот насчёт белорусов и украинцев не согласен.

И опять у него лёгкая ухмылка.

– Так ведь это сами украинцы не захотели новый союзный договор подписывать, поэтому подписали Беловежские соглашения.

– Да, украинцы были самыми главными сепаратистами Союза, кроме прибалтов, ничего не скажешь. Выходит, воюешь ты, Юра, без идеи.

– Идея моя – это приказ командования. Не важно, как я думаю, важно, что решили те, у кого власть. Иначе анархия. Может, они и правы, что Новгородская область уйдёт от Псковской области, если Чечня получит независимость, а мне, такому тупому сапогу, этого не объяснили, и мне этого не дано понять.

Давно слушавшие завязавшийся диалог между мной и комбатом остальные командиры рот и заместители комбата поддержали меня.

– Да поставить забор метров десять на границе с Чечнёй и нас на прикрытие госграницы – и делу конец, – высказался начальник штаба батальона.

– На каждую автоматную очередь с их стороны, залп САДН, – добавил командир миномётной батареи.

Комбат ухмыльнулся, и я понял, что ему совсем не чужды эти радикальные, но не реальные мысли.

– Ладно, я с вами согласен, господа офицеры. Но вот что делать будем с солдатскими матерями? Они у нас тут ходят, как у себя дома. Жалуются на вас, что вы бездушные и всё такое.

– Надо прекращать эту вакханалию с матерями. У них одно на уме – увезти своего сына домой.

– Предложения? – резко оборвал офицеров комбат.

– Надо, чтобы как-то МВД ими занялось.

– Легко сказать. Кто им команду такую даст?

– Ельцин. Кто ещё? – ответил я.

– Понятно. Ельцин бухает беспробудно, он об этой проблеме не знает.

– Тогда собрать их всех и вывезти в Моздок.

– Не пойдёт. Они сюда быстрее нас доедут обратно.

Все замолчали. Комбат был прав. Но и разговоры с ними разговаривать ни у кого не был ни сил, ни желания.

– А кто отвечает за охрану тыла? – спросил я.

– Умный? – резко ответил комбат.

– МВД в полном составе, включая ВВ, – глухо произнёс начальник штаба.

Наступила полная тишина. Никто не знал, что делать, но их подрывная деятельность под личиной всемирного добра всем уже очень надоела.

– Моё решение такое. В роты комитет не пускать. Заниматься матерями будет замполит батальона, поэтому всех их из рот разворачивать и привозить сюда, к замполиту. А что здесь с ними делать, мы с тут с ним подумаем. Другого выхода нет.

Я вышел после ужина полный решимости прекратить деятельность солдатских матерей. Благо, в моей роте их появление носило эпизодический характер. Если приехала мать конкретного моего солдата, им встречу обеспечу и устрою её нормально. А если приедет какая-то общественница из комитета – эту в батальон, и без всяких разговоров, в роте ноги её не будет. Тем более возить её по отдельным постам, по которым разбросана рота, возможности нет. Рота разбросана на три с половиной километра. У меня не на постах две БМП с экипажами и пять пехотинцев, на второй только наводчик и механик, один танк Т-80БВ, старшина, техник роты и два автомобиля с водителями из взвода обеспечения батальона. Все офицеры роты, кроме меня, на постах. И это всё. Больше резервов нет. Хватит. Пусть жалуются, кому захотят.