– Ток-ка не надо базара, братан, – прервал его Роман. – А то я в тебе разочаруюсь.

– Только… Время – материя своенравная, событийно непредсказуемая. Никаких гарантий, что всё в судьбе повторится в точности, нет – честно прошипел Змей.

– Ну, это мы ещё посмотрим! – с вызовом сказал Рома. – Делай!

– Я предупредил. Погоди! Меня-то из бассейна вытащи. – Змей вытянул шею, насколько достало.

Ох и цепкий же этот Рома! Однозначно. Вдругорядь чуть не придушил. Из бассейна за глотку вытащил, но хватку до исполнения желаний не отпускает.

– Х-хотоф-ф? – спрашивает Змей сипло сквозь тиски железных пальцев.

– Готов! – отвечают ему.

И в ту же секунду упал Змей на бортик бассейна. Рядом бита бейсбольная с деревянным звоном брякнулась.

– Ф-фух!.. – вздохнул Змей с облегчением. – Бывает же такое! Расскажи кому – не поверят…

Отдышался и пополз, не спеша, в сторону крольчатника. За компенсацией морального вреда…

А в это время, тридцать лет назад, где-то в СССР – теперь уже почти мифической стране, звенел ребячьими голосами обычный детский сад. Малышня истово предавалась гулянию. В песочнице было не протолкнуться. Пятилетки, сопя от здоровой конкуренции, наперегонки лепили песчаные замки. Все сплошь с гаражами.

За этой пустопорожней вознёй, поедая спелое яблоко, наблюдала маленькая девочка. В красном платьице, с крохотными золотыми серёжками в ушках.

– Эй, Ирка – дырка! – что-то пряча за спиной, подошёл к ней мальчишка. – Дай откусить!

– Если каждому давать – поломается кровать! – со знанием дела ответила девочка, даже не глянув на просителя.

– А не очень-то и надо! – мальчик явил из-за спины руку с большущим яблоком, с хрустом надкусил.

– Ломка, длуг! – жизнерадостно закартавил подбежавший пацан в застиранной рубахе. – Солок восемь – половину плосим!

– Сорок один – ем один, – бесстрастно и твёрдо парировал Ромка.

Очевидно, иного ответа и не ожидая, радостный оборвыш исчез невесть куда так же, как и появился.

Мальчик и девочка, Рома с Ирочкой, молча стояли рядом. Скептически созерцая беспредметное копошение сверстников, аппетитно брызгали по сторонам яблочным соком и были совершенно счастливы. Всё недолгое детство.

Размечтался

Родион Оскольников – Родя, по дворовому прозвищу «Осколок», – созревал медленно, но верно. Разразившаяся на его веку «перестройка» с нагрянувшим вслед за ней диким рынком многих вышибли из колеи. Лечь спать среднестатистическим гражданином, а проснуться человеком с минимальной потребительской корзиной – не каждая психика безболезненно выдержит. Массы толпами ринулись за безрецептурным народным антидепрессантом. В первых рядах оказался и Родя, поскольку всегда был как все, то есть – среднее не бывает. Плюс непрактичность и нерасчётливость, да плюс трояк по арифметике, да плюс… много ещё чего, с чем не ходят в капиталистические джунгли. В результате, Родя оказался без работы, жены, семьи и бездны прочих вещей, в число коих вошла и потребительская корзина, невзирая на свою минимальность.

Кое-что, правда, сохранилось из мебели: две кухонных табуретки, раскладушка и старый телек на подоконнике. Последний Родя ценил более всего, ибо второй его слабостью, после выпивки, был синематограф.

Чем манило кино? Очевидно, виртуальной простотой и ясностью решений проблем, неразрешимых в реальной жизни. Всем жанрам Родя предпочитал боевики. Особенно те, в которых угнетаемые Робин-Гуды с шиком брали в каком-нибудь паршивом банке хороший куш и благополучно сматывались. О, это была греза! С некоторого времени преследовавшая Родю во сне и наяву…

Вот он входит, и с порога – властно, с металлом в голосе: «Это ограбление! Все на пол! (это – присутствующим). Быстро сюда деньги! (это – кассирше). Одно движение – вышибу мозги! (это – охране)»…