Я спасена.
Тетя Люба появилась в квартире, принеся с собой запах жареных пирожков и свободы.
    -    Ну вы даёте, молодежь! До вас не дозвониться, не достучаться.
    -    Так домофон был выключен, - пожала плечами я и от души обняла добродушную женщину.
    -    Никитка, ты чего на полу расселся? На вот сумку, помоги матери. И что у тебя с телефоном? Почему дома не ночуешь?
Тёть Люба налетела на сына с расспросами, а я оперлась плечом о дверной косяк, сложила руки на груди и с удовольствием наблюдала за этим действом.
    -    Хорошо хоть Катерина подсказала, что ты вернулась. Ну, думаю, точно, веселая троица гуляет. Хоть не много пили? - Тёть Люба грозно подбоченилась и посмотрела на сына, но затем махнула рукой. - Ладно уж, что с вас взять.. Эх, молодежь. Я вам тут пирожков нажарила, котлет навертела. А то жрете свои бургеры да лапшу растворимую.
На столе появились контейнеры с едой, свёртки и туесочки, а теть Люба, продолжая одновременно причитать про “не ту” молодежь, жаловаться на жару и расспрашивать про Москву, уселась за стол с намерением выпить обещанного чаю.
Никита хмуро смотрел на разговорчивую мать и на задумчивую меня, а я все никак не могла выбрать момент, чтобы рассказать маминой подруге о том, кем на самом деле является ее сын.
    -    Ой, что-то в груди прям давит. Жара эта доконала. Скорей бы осень, а то так и сердце не выдержит. Насть, у тебя корвалола нет случайно?
    -    Не-а, - я растерянно развела руками и окончательно погрустнела.
Бедная теть Люба являлась обладательницей полутораметровой талии, одышки и диабета, и в жару ей действительно приходилось нелегко. А тут ещё и я с такими новостями.

****

Я так и не решилась ничего рассказать Никитиной маме, хоть и знала, была уверена - пожалею. И пожалела сразу же, как только закрыла за другом и его мамой дверь.
Да, родительница погнала Никиту домой помогать разгружать картошку, привезенную с огорода дедушкой, но что ему помешает вернуться через час назад? А я одна дома. 
Нет, оставаться в квартире мне нельзя - слишком хорошо я знала Никиту и это его упрямое выражение лица, чтобы поверить в то, что мать его надолго удержит домашними делами.
Поэтому, едва теть Люба, собрав опустевшие контейнеры и забрав Никиту, вышла, я засунула принесенную ею еду в холодильник, закинула в дорожную сумку пару комплектов одежды, тетради с лекциями, маленький ноутбук, и отправилась к Катьке.
    -    Ой, блин, напугала! - Катя воровато выглянула в подъезд и быстро втянула меня в прихожую. - Я думала - родаки вернулись с дачи.
Причину Катькиного испуга я вычислила сразу - в квартире отчётливо пахло сигаретным дымом.
Я медленно проследовала за подругой на кухню, отмечая, что у нее в квартире все осталось так же, как прежде. Хотя, чего я ожидала? Прошло то всего два месяца, а кажется - целая жизнь. 
    -    Так ты уже выздоровела? 
    -    А? - я оглянулась на Катю, запускающую кофемашину, и вспомнила, что Никита переписывался с кем-то с моего телефона. Значит он написал всем, желающим пообщаться со мной, что я приболела. Не так уж он и соврал, кстати, - чувствовала я себя ужасно, а ведь завтра у меня консультация по предпринимательской деятельности, а послезавтра - экзамен.
    -    Так что, тебе уже лучше? - Катя поставила передо мной чашку ароматного напитка. - Пей давай. Твой любимый, с ванильным сиропом.
    -    Да, Кать, мне лучше, - я пригубила кофе, зажмурилась и решилась спросить: - Кать, можно у тебя переночевать?
    -    Конечно можно, о чем ты спрашиваешь? Правда, я думала, мы у тебя потусим. Родаки вечером с дачи возвращаются, завтра ж понедельник.