– Да ну! – кривится Жорик. – У кого на нее встанет? У Ник Ника?

Жорик – эксперт. Он все лето кадрил москвичку-курортницу и теперь загадочно улыбался, когда разговор заходил о женщинах.

– Хватит пошлить.

Это Лера, наша отличница. У нее над губой, с левой стороны, родинка. Как у физички. Только у той оттуда волосы растут, а у Леры – маленькая точечка, которую хочется поцеловать.

– Кузнецов, – говорит она мне, – ты – староста. Третьей физики нет!

– А тебе что? – отвечает за меня Жорик. – Больше всех надо?

– Мне поступать, – краешек губы Леры, как раз под родинкой, обиженно вздрагивает. – Кузнецов, тебе, между прочим, тоже.

Это правда. Мне поступать в технический университет на АСУ: автоматические системы управления. Конкурс двенадцать человек на место. Физику дерут, как черти.

Дверь шумно распахивается, и в ней появляется тощая задница физички.

– Извините, – говорит училка за дверью, пятясь в класс. – У меня были дела.

– Маргарита Игоревна, – звенит тенорок нашего дирика Ник Ника, – это никуда не годится!

– Простите, – бормочет физичка и закрывает за собой дверь.

Октябрь. Звонок на урок. Физичка возится в подсобке. Через открытую дверь слышно, как она хлопает дверцами шкафов и шумно выдвигает ящики – сегодня лабораторная – а у нее, как всегда, ничего не готово.

На днях Маргариту Игоревну разбирали на педсовете. Требовали уволить, но Ник Ник заступился. Говорят, они с ней однокашники и он даже ее клеил, пока она не выскочила за комсомольского вожака. Тогда – комсомольского, а теперь – директора Православного банка. Самого большого в городе. Не хухры-мухры. Жорик считает, что дирик поэтому ее и защищает. Такой муж – находка для школы. Только фигня все это, ведь физичка с ним больше не живет. Жорик говорит, что он ее после загранкомандировки «венерой» наградил. Может, специально? Кому с такой клячей жить хочется?

– Ребята, – выползает из подсобки физичка, – нет маятника Максвелла, а электростатический задевался куда-то. В общем…

Лера тяжело вздыхает, захлопывает учебник и смотрит в потолок.

– Не волнуйтесь, Маргарита Игоревна, – успокаивает Жорик. – Бог с ними, с этими магнитами. Да и с лабораторной тоже. В другой раз.

Он лукаво подмигивает мне.

– Зато я вот что нашла, – физичка показывает облезшую, в черных проплешинах трубу на подломленных стойках. – Телескоп. Ножки изолентой подмотаем. Или болтиком прикрутим.

– Прикрутим, – с усмешкой соглашается Жорик и опять подмигивает мне. – И подмотаем, если надо.

– Тогда вечером, – физичка тычет пальцем в небо, – покажу вам Сириус.

Ноябрь. Чернильная ночь. Дождя нет, и небо все в разноцветных точках. Слева – Сириус. Справа от него созвездие Ориона. Еще правее – комета Хейла-Боппа.

Я открываю окно подсобки. Застывшими пальцами отдираю от рамы холодную кругляшку шпингалета. Лера стоит за спиной. Я чувствую, как она снисходительно улыбается. Я дергаю кругляшку вверх, но затвор, точно врос, никак не хочет поддаваться. Дергаю еще раз. И еще.

«Ну, открывайся! – шепчу я, раскачивая упрямую железяку занемевшими пальцами. – Открывайся!»

Декабрь. У нас четвертная контрольная. Лера и я написали первыми. Мы вместе ходим на подготовительные курсы в университет. После курсов я провожаю ее домой и вчера наконец поцеловал родинку над верхней губой. Первый раз.

В классе тишина.

– Следующий, – шепчет Жорик, передавая мою тетрадку по ряду. Соседний списывает у Леры.

Физичка, подперев дряблую щеку ладонью, мерно посапывает за столом. Иногда во сне она громко вздыхает, и тогда класс замирает, прислушиваясь к ее причмокиванию и глядя, как она поудобнее устраивает щеку на ладони.