– Не знаю, – ответил Вадик. – Далеко. Не разберу.

– Надо поближе подойти.

– Надо, – согласился Вадик. – На груди Цезаря треугольники были. Рыжие. Но не одинаковые, как у всех, а разные. Так что не спутать.

Филя кивнул. Он тоже бы узнал свою колли из сотни других, будь они трижды все черными и белогрудыми.

Точно прочитав его мысли и увидев спящую вдали собаку, колли весело тявкнула.

Овчарка открыла глаза и, подняв голову, навострила уши.

– Калитку не открыть, – сказал Филя, подергав увесистый замок. – Вон какую дуру присобачили.

– И что теперь? – заволновался Вадик.

– Щас, – успокоил его Филя, – придумаем.

Он оценивающе осмотрел штакетник у калитки. Осторожно раздвинул хлысты ежевики, впившиеся колючками в забор. Покачал одну доску, потом другую.

– Старый, – сказал он. – Весь сгнил.

Филя принялся раскачивать почерневшую от сырости доску. Ржавый гвоздь, которым штакетина была прихвачена сверху, заскрипел и обломился у самой шляпки.

По бетонной дорожке зазвенела цепь. Вскочивший на ноги пес сделал несколько шагов, напряг мускулистое тело и замер, тревожно вглядываясь в заросли ежевики.

– Глянь, – прошептал Филя, – треугольники-то разные.

– Цезарь! Цезарь! – закричал из-за забора Вадик и замахал руками. – Это я, Вадик!

Цезарь шагнул вперед и снова замер.

– Погоди, – остановил приятеля Филя. – Сейчас ближе подойдешь.

Он всем телом налег на подорванную доску. Она взвизгнула, упираясь, но поддалась и со стоном оторвалась от забора.

– Готово! – обрадовался Филя. – Лезь!

Вадик сунулся в дырку, но щель оказалась такой узкой, что, протиснув плечо, он в ней застрял. Филя подталкивал сзади, но это не помогало.

Цезарь, увидев лезущую сквозь забор фигуру, натянул цепь. Потом, громыхая ею, отбежал назад к будке, вернулся и прильнул к земле, поджав напряженные, точно упругие пружины, задние лапы и вытянув морду.

– Пальто сними, – посоветовал Филя. – Не пролезешь.

Вадик выдернул себя из дыры и принялся дрожащими пальцами расстегивать пальто.

– Это Цезарь! – повторял он, борясь с тугими петлями и слишком большими пуговицами. – Сто процентов!

Без верхней одежды протиснуться в щель оказалось намного легче, и через секунду Вадик уже стоял на той стороне.

– Надень, – Филя просунул в дырку стеганое пальто. – Заболеешь!

Вадик наспех попал в рукава и, не застегиваясь, двинулся по грядкам к Цезарю.

– Поводок! – закричал из-за забора Филя. – Поводок забыл!

Он бросил в дырку поводок.

Земля, влажная и мягкая, калошами налипала на подошвы ботинок. Вадик осторожно, чтобы не раздавить проклюнувшиеся луковые перышки, пробрался к бетонной дорожке.

– Цезарь, милый, наконец-то, – радовался он.

Хвост овчарки замер, и только кончик, слегка присыпанный сединой, судорожно подергивался. Уши навострились. Тело напряглось. Глаза, желтые, неподвижные, держали Вадика на прицеле.

– Ты меня помнишь? Я Вадик… Тот самый… Твой…

Вадик присел на корточки перед овчаркой и зацокал языком. Собака не сводила с него глаз. Ее черные, натянутые над верхними клыками губы вздрагивали.

– Помнишь? Теперь каждый день… Правда… Вместе… Никакой цепи…

Собака простуженно зарычала. Мускулы на плечах напряглись. Блеснули желтые клыки.

– Знаешь, в степи так здорово! Трава, ветер, лужи…

Словно разжавшаяся вдруг пружина, овчарка рывком бросилась на Вадика.

– Цезарь! Цезарь! Это я! – в ужасе закричал он.

Собака ударила его грудью, и Вадик неуклюже завалился на бок, прикрывая голову руками.

– Не надо! – срывающимся голосом завизжал он. – Не надо!

Овчарка вцепилась в плечо его толстого пальто и, злобно рыча, валяла Вадика из стороны в сторону.

– Тикай! – кричал из дырки Филя. – Порвет!