– Нет, – отрезает Ян, – никаких леваков. За леваком пиздуйте в Афганистан.

– Двадцать, – двигает его напарник, – сделаем все аккуратно, – комар носа не подточит.

– Блядь! – выругиваюсь, откатываясь на стуле от круглого стола, – Зря на вас столько времени потратили. Договоренности аннулируются.

– Да, ладно! – сразу же поднимает обе руки Горин, – Остыли! Остыли, парни!.. Пусть будет по вашему.

Возвращаю свое кресло на место и, взяв бутылку с водой, отвинчиваю крышку и вливаю в себя сразу половину. Ян, демонстрируя раздражение, смотрит на циферблат своих часов.

– Наши юристы внесут все правки и свяжутся с вами в ближайшее время.

– Мы сами внесем эти правки, – говорю, указывая головой на наших спецов.

Главный юрист сдержанно кивает, а мы с братом, объявляя о завершении переговоров, первыми поднимаемся из-за стола.

Новые старые партнеры сваливают с недовольными рожами, но выбор у них невелик: работать чисто или переоборудовать свои базы под детский лазертаг.

Проводив их до лифтов, идем с Яном в курилку, пафосно обустроенную на самой верхушке нашего клуба с видом на город с высоты птичьего полета. Встаем у панорамного окна, закуриваем.

Его лицо почти вернуло прежний вид. В глаза бросаются только рассеченная бровь, да бурое пятно на скуле. Это если и видят другие, то спрашивать не решаются. Мало, кто знает, что он обменял себя на свою Лену, когда ее похитили люди Турчатова, моего теперешнего тестя.

– Михайлов звонил? – интересуется Ян негромко.

– Сказал, что не собирается, как лох, платить налоги государству.

– Ну, значит, попутного ветра в спину.

– Да, прибежит еще, – заверяю я, – Пожрать спустимся?

– Не… я домой.

– Затянула тебя семейная жизнь, – пихаю по-братски в плечо, – как жена? Как беременность протекает?

– Токсикоз замучил.

– Это нормально?

– Врачи клянутся, что да, – усмехается, а у самого глаз горит.

Любит он ее смертельно, и эта одержимость в свое время сильно пугала. Не понять мне такой зависимости от женщины.

Баба она и есть баба. Три дырки и две сиськи. Не кстати вспыхнувшее в голове воспоминание об упругости ляжек Турчанки задвигаю на задний план, но Ян, словно почуяв, тут же выковыривает его обратно.

– Как медовый месяц? Как молодая жена?

Скрипнув зубами, тяну никотин и, не задерживая его надолго в легких, выпускаю в вытяжку. Турчанка к семейству баб отношения не имеет. Она мелкое исчадие ада, рожденное специально для того, чтобы мне жизнь медом не казалась.

– У меня на нее встал, – сообщаю, глядя на брата в отражении тонированного стекла.

– Да, ладно! – выдает смешок и смотрит в область моего паха, будто, блядь, он встал и с тех пор не опускается, – Я видел ее фото. Она брюнетка.

– И еще дерзкая сучка.

Посмеиваясь, Ян тушит сигарету и выбрасывает окурок в урну.

– Ты говорил, что не прикоснешься к ней.

– Держусь пока, но она сама напрашивается.

Прощаемся в лифте. Брат спускается вниз, где его уже ждет охрана и водитель, а я выхожу на двадцатом этаже и направляюсь в харчевню, чтобы поужинать и немного выпить.

Присоединяюсь к партнерам, которые решили задержаться в клубе, но прерываю трапезу, когда на телефон приходит маячок от нашего человека в доме Турка.

– Важный звонок, – говорю, поднимаясь из-за стола и направляясь в  свой кабинет.

Достаю из ящика предназначенный специально для подобных случаев телефон и устраиваюсь в кресле поудобнее.

– Слушаю.

– Адам Викторович, – раздается в трубке приглушенный голос Леонида, водителя Турка и сына начальника его охраны, – Добрый вечер.

Мы купили его, когда охотились на Марата. Парень неглупый и исполнительный, любит деньги и за что-то ненавидит покойного сына Турчатова.