– Еще вопросы будут?

– У тебя весь есть охрана, – проговариваю спустя небольшую паузу, – Пусть она меня сопровождает.

Усмехнувшись так, что его дыхание касается моего лица, Литовский вдруг кладет руки на мои колени и, грубо разведя в стороны, дергает их на себя. Мои ягодицы соскальзывают в кресла, а я, пытаясь не свалиться ему прямо под ноги, хватаюсь обеими руками за подлокотники.

Застыв в нелепой позе, смотрю на него снизу вверх.

– У тебя темные волосы, узкие бедра, плоская грудь и, главное, ты Турчатова, – говорит обыденным тоном, шокируя еще больше, – Скажи, ради чего я должен напрягаться?

– Уб-бери… руки…

Однако, продолжая удерживать одно мое колено, вторую ладонь он кладет на внутреннюю поверхность моего бедра и медленно ведет ею под подол платья.

Молния бьет в живот ниже пупка и сотрясает все тело.

– Хотя… – тянет он, ощупывая мою плоть как кусок мяса, – можно попробовать…

– Убери руки! – прорезается мой голос, когда начинаю испытывать пугающие, отвратительные, не поддающиеся логике и контролю, ощущения, – Не смей трогать меня!

Упираюсь свободной ногой в край кровати и начинаю лупить по его волосатым ручищам. Литовский ржет и, когда я соскакиваю с кресла, успевает шленуть по ягодице, а я успеваю заметить его… эрекцию!

Огромный, агрессивно настроенный на меня стояк!!!

Матерь божья и Пресвятые угодники! Спаси и сохрани!!!

Рванув к выходу, открываю дверь и вылетаю из комнаты.

– Карину позови! – догоняет в спину.

Я делаю несколько шагов и останавливаюсь у лестницы, чтобы перевести дух. Мышцы звенят напряжением и судорожно сокращаются, а кожа в тех местах, где он касался меня горит как от ожога.

Оборотень. Жуткое животное!..

Пробежавшись языком по сухим губам, я одергиваю подол платья и шагаю по коридору в свою комнату. Дверь спальни горничной оказывается приоткрытой, а сама она наблюдает за мои приближением.

– Адам у себя? – спрашивает деланно невинным тоном.

– Ложись спать. Сегодня хозяин в твоих услугах не нуждается.

Ответом мне служит громкий раздраженный хлопок, а я захожу в свою комнату, с разбега падаю на кровать и, перевернувшись на спину, прижимаю ладонь ко рту.

Перед мысленным взором его волчий взгляд. В носу его запах, а его горячие шероховатые руки словно все еще ощупывают меня.

Повинуясь инстинкту, стискиваю колени и подтягиваю их к груди. В низу живота тянет.

Мне становится страшно, потому что Литовский, как средоточие всего низменного и порочного в этом мире, будоражит. Даже с Лукашем, моим парнем из Чехии, с которым мы учились на одном потоке в университете, я не чувствовала ничего подобного.

Хотя мы целовались и тискались и однажды даже трогали друг друга, и это было приятно. Но ощущения даже близко не похожи на то, что вызывает эта нечисть.

Адам

Переговоры длятся уже с обеда. Уже на три часа дольше, чем планировалось. Много важных моментов, которые следовало проговорить лично, а не через представителей, и мелких нюансов, всплывающих, как у их, так и у наших юристов.

Теперь мы работаем официально. Открытые, подконтрольные соответствующим службам каналы – все должно быть предельно чисто и прозрачно.

Наш с Яном отец, вероятно, переворачивается в гробу, но таковы реалии нашего времени и безусловное требование моего брата – он больше не станет рисковать Леной и их нерожденным ребенком.

У меня лично сложностей подобного рода нет, но мозгов понять, что контрабанда оружием ставит под угрозу не только наш бизнес, но и само существование Литовских, хватает.

– Тридцать процентов леваком, – вдруг предлагает Горин, один из основателей чвк, с которой мы работаем уже лет десять, – это можно устроить. И вам, и нам хорошо.