Нет в природе знакомой нам красоты. Никто, кроме человека, не чует её.
Звери, скажете? Ну что вы, звери иначе живут. У них свои цвета, свои запахи, прикосновения, смыслы. Иные они.
Наш мир, тот, который мы с вами любим, – он только в нас.
Отвернулись – и всё, одни клубящиеся атомы! До самого края Вселенной.
Страшно? Нет, прекрасно.
Потому что понимаю я, с трепетом и благодарностью, какая же сложная штука-система устроена, сколько всего собрано-показано, сколько во мне затеяно – для того, чтобы я вот так смотрела на широченный закат. Если он весь во мне…
Так это какая радость и какая ответственность получается!
Я устроена для просмотра мира? Для знания красоты? Для сочувствования всему?
Ведь мне даны вот такие глаза, уши, пальцы, нервы, мозг, сознание, чувство – всё для того, чтобы уловить красоту вокруг.
Вот это да…
А ещё – в меня совесть встроена, я помню о людях, я беспокоюсь, я стараюсь расти. Я не сама это придумала, оно так устроено во мне.
Вот гляжу на закат и волнуюсь, запоминаю, чтобы вам рассказать.
Может, вот это в нас и есть – Подобие? Уникальная возможность видеть красоту и уникальное чувство ответственности за рассказ о ней.
Великое ощущение сопричастности огромному процессу мира.
Кто ещё этому сопричастен, кроме нас? Никто.
Вроде и просто, и непостижимо.
Стемнело совсем, дошла я до дома.
И только одно я вынесла, ясное, из тех мыслей: каждый из нас – очень ценный персонаж, тайный, удивительный, наделённый редким богатством.
И миссией наделённый. Миссией вот какой: видеть этот мир, любить и чувствовать его, любить мышь, лису, бегущую среди трав, бабочку, запутавшуюся в паутине, и паука, и закат, и другого, такого же странного, человека, идущего где-то там, с другой стороны заката…
Значит, нужно, чтобы вы берегли себя.
Вы – очень важные создания.
Почувствуйте себя единственными, для которых это всё так – и закат, и лес, и лиса, и другой человек…
Для вас это и вот для того человека, который сейчас идёт где-то, может, и не задумывается ни о чём, а просто смотрит на закат да радуется.
Крест моего сына
С малых лет водила я сына в церковь.
И крестик свой он никогда-никогда не снимал.
И вот дорос Сашка до взросления.
А тут беда случилась. С его самым дорогим другом.
Выпал тот из окна, разбился. В коме лежит, в реанимации. Родные и друзья согласительную молитву тогда читали, во спасение.
И Саша мой за друга целыми днями молился. Не спал совсем, почти не ел.
А друга его Господь всё же увёл. Умер друг.
Вышел в тот вечер сын мой на кухню, весь белый.
И крест свой передо мной положил.
– Убери, – говорит. – Я Бога не понимаю.
Я с Ним разошёлся.
И ведь не скажешь ему ничего.
Понятно, не приемлет душа гибели друга. Разве объяснишь сейчас, что раз забрал, значит, так лучше всего будет.
Разве убедишь?
Начались у сына тяжёлые дни.
Навалился нервный срыв, и учиться бросил, и… эх, да что говорить – думала, погибнет он.
А тут его ещё и в военкомат вызвали, со мной вместе.
Пошли мы.
Страшно мне, уж совсем не ведаю, что делать. Только всё молюсь: «Господи, Ты управь так, как надо, во спасение. Может, армия ему поможет, управь, молю Тебя».
В кабинет врача вызвали сперва сына. Вскоре он вышел.
– Тебя зовут, – говорит.
Что ж, пошла.
И тут они мне говорят:
– Сына вашего мы не берём, не строевой он, сами видите, срыв. Но у нас к вам вопрос: чем мы можем помочь?
Так и сказали.
Чудо какое-то…
Но и дальше чудеса были.
Я осмелела и попросила:
– Вы помогите мне его в больницу, в неврологию положить. Так он не ляжет, а если вы скажете, что вам экспертиза нужна, – тогда пойдёт. А там уж его хоть в чувство приведут.