— Блять… — бормочет себе под нос, снова запуская руки в волосы.

Панамка Лео падает на траву. Прижавшись губами к его виску, уговариваю прекратить. Тихо нашептываю, когда делает паузу, чтобы глотнуть воздуха:

— Ну, ты чего? Не бойся… это папа…

— Па-па… — повторяет, захлебываясь.

— Да… Папа… — целую его лоб. — Не бойся. Посмотри. Папа хороший…

Приподняв голову, сын смотрит на Кирилла, который застыл, прекратив шагать вперед-назад. В течение этих секунд Лео не издает ни единого звука. Пока они снова смотрят друг на друга, он прекращает дышать, а когда все же делает вдох, его рев становится еще оглушительнее, чем минуту назад.

Мы становимся центром внимания.

Попытки няни отвлечь внимание Лео игрушкой заканчиваются тем, что сын швыряет ту на землю. Пока женщина подгоняет коляску, чтобы достать оттуда другие его игрушки, я в суете оборачиваюсь, но нигде не вижу Кирилла. И даже в этой суматохе мне понятно, что отец моего ребенка сбежал. Сбежал и даже не попрощался.