Машина привозит меня к знакомому отелю. К парадной лестнице, рядом с которой тормозит.

— Сейчас открою… — выйдя из машины, водитель обходит ее, и через секунду открывает мне дверь.

Со всех сторон меня стискивает прогретый уличный воздух, который еще не успел стать горячим, но мне он кажется именно таким, когда у стеклянных входных дверей отеля вижу Кирилла.

Слегка расставив ноги и положив руки в карманы белых шорт, он наблюдает за мной , и выражение его лица нельзя назвать безмятежным. Слишком цепкий взгляд, слишком целенаправленный.

Видеть его вживую после телефонного разговора - тоже испытание, как и предстоящий нам разговор.

Мои глаза быстро охватывают рослый силуэт, закипающие мозги приходят к выводу, что с нашей последней встречи в стоящем передо мной мужчине не изменилось ничего. Его карие глаза слегка сощурены от солнца, и в них плещется знакомая мне энергия, которая заворожила еще в тот день, когда два года назад я увидела Мельника впервые.

Он смотрит в мои глаза, когда оказываюсь рядом, и не вдаваясь в объяснения, кивает на двери у себя за спиной, говоря:

— Пошли.

Я ожидала того, что пунктом нашего назначения станет ресторан, куда можно попасть через ресепшен, но переоценила свою догадливость. Проведя меня через холл, Кирилл открывает дверь большого зала для переговоров, который сдается для конференций и прочих мероприятий, и указывает внутрь рукой, предлагая мне пройти вперед.

В этой подчеркнутой официальности чертовски много иронии, и он не скрывает ее, ведь эту иронию я вижу на дне его глаз. Там же, где горит этот пристальный блеск, прожектором направленный мне в лоб.

В зале очень светло, свет льется из больших окон даже сквозь опущенные жалюзи. И здесь кроме нас никого. Ни единой души. Какое бы место за длинным столом для переговоров я ни выбрала, все равно буду выглядеть нелепо, ведь этот стол слишком большой для двоих.

Выдвинув первый попавшийся стул, сажусь и бросаю сумку на соседний.

Мои ладони влажные, ведь пульс частит с тех пор, как вышла из машины.

Кирилл обходит эту дизайнерскую громадину и выбирает для себя место прямо напротив.

В отличии от моих, его движения, как меткие и точные штрихи, и я читаю в них полное отсутствие желания тянуть время. Словно начать этот проклятый разговор ему просто нетерпится. В отличии от меня!

Исподлобья слежу за тем, как он усаживается: выдвигает стул, опускается на него и съезжает по спинке, растянув гибкое тело в небрежной, но не вальяжной, позе.

Помимо шорт, на нем свободная рубашка с нейтральным узором, и двух расстегнутых пуговиц на ней вполне достаточно, чтобы создать идеальный вид на сильную жилистую шею и ямочку между ключиц.

Он прекрасно сложен. Он, конечно же, об этом знает.

Его лицо гладковыбрито, а в волосах… его волосы немного влажные на концах, будто он пять минут назад вышел из душа.

Всем своим видом Кирилл дает понять, что готов слушать, но я тяну.

У меня в голове нет резерва, чтобы разгадывать его настроение. Мне выше крыши хватает уже имеющихся открытий. Того, что он вернулся в город за мной, и того, что его колючее поведение - чертов каприз!

Поерзав, пристраиваю руки на подлокотниках и замечаю, имея в виду этот зал и чертово эхо вокруг нас:

— Это слишком.

— А мне кажется, в самый раз, — отзывается, продолжая сверлить мой лоб взглядом.

Вдохнув и еще раз посмотрев по сторонам, произношу:

— Не знаю, нужно ли начать с разговоров о погоде…

— Не стоит.

Посмотрев на него, стискиваю пальцами подлокотники и объявляю:

— У нашей… связи были последствия. Леон твой.

— Мой? — уточняет.

— Твой сын.

Произнесенные слова не приносят мне облегчения. Я только еще сильнее напрягаюсь, ведь поделилась самым сокровенным. В глубине души у меня сидит томительная потребность, чтобы для него это тоже стало сокровенным! Этого требует моя женская гордость, моя любовь к нашему ребенку! И мне до боли необходимо, чтобы он тоже его полюбил.