Вторая горбольница, в которую меня направили, славится своей хирургией, тут работают блестящие специалисты и можно многому научиться. Я ни разу не пожалела, что оказалась именно здесь.

А ещё тут ничего не напоминает мне о прошлом. О моей первой любви и несостоявшемся браке… Иногда пытаюсь представить, как могла бы сложиться наша с сыном жизнь, если бы я не настояла на разводе. Павел так легко отказался от меня… Вряд ли меня с ним ждало что-то хорошее.

С каждым днём в подвале появляется всё больше детей. Главврач ворчит, что тут не детский сад, а больница, но всё же выделил нам помещение. И сам каждый день непременно заглядывает сюда, чтобы поболтать с детворой. Сухой и строгий мужчина в окружении малышей неожиданно меняет свой образ – превращается в весёлого и доброго дедушку.

Каждый ребёнок реагирует на стресс по-разному. Кто-то постоянно плачет и зовёт свою маму, не желая расставаться с ней ни на минуту, кто-то забивается в угол и целыми днями молчит, а кто-то в силу возраста до конца не осознаёт происходящее и хулиганит, разбавляя напряжённую атмосферу непосредственным визгом… Многие за несколько дней подстраиваются под новые реалии. Играют, радуются мелочам. Но у всех в глазах читается страх…

Мамы установили график дежурств: мы с коллегами развлекаем нашу малышню по очереди в свободное от работы время. Иногда даже удаётся вывести их ненадолго на воздух в больничный двор. Пока дышим, разговариваем, заботимся друг о друге, жизнь продолжается.

Кажется, смен как таковых больше нет, работаю почти непрерывно. Я и интерн, и по совместительству медсестра… Мне осталось полтора года до того, как я официально стану врачом-хирургом. Дожить бы… Раньше казалось, что время пролетит – не замечу. А теперь такие долгосрочные цели кажутся несбыточными мечтами…

- Бабушка, а нас тут не убьют? – спрашивает старшую медсестру её девятилетняя внучка Катя.

У них тоже больше нет дома. Мама девочки сидит в углу и тихонько то ли скулит, то ли поёт странную песню, раскачиваясь из стороны в сторону вместе с младшим сыном. Её родители не смогли спуститься в убежище и были в квартире, когда туда попала ракета. Их тела нашли не сразу. Бедная женщина долго кричала и билась в истерике. Я всерьёз опасаюсь за её психическое состояние.

- Нет, Катюша, у нас на крыше нарисован большой красный крест. Это – международный символ, обозначающий больницу. Его хорошо видно с неба. А больницы нельзя бомбить, и все это знают.

Мне отчаянно хочется в это верить… Потому что потребность жить сильна как никогда раньше… Мечтаю ездить к родным, по выходным печь Ванину любимую шарлотку с яблоками, поехать летом с сыном на море, отвести его через три года в первый класс, помогать делать уроки…

- Мама, а что такое война? – мой малыш всё время разговаривает шёпотом, будто боится привлекать к себе внимание.

- Война – это когда стреляют и бомбят.

- А почему война?

- Другая страна хочет захватить нашу страну.

- А зачем?

У меня нет ответа на этот вопрос. И никто вокруг не знает его…

- А завтра тоже будет война?

- Не знаю, малыш. Надеюсь, она скоро закончится.

- Мамочка, а когда мы поедем к бабуле и дедуле?

- Скоро, мой хороший. Вот как бомбить перестанут, сразу поедем. Ты пока нарисуй бабушке красивый рисунок, она очень обрадуется.

Нас спасают горячо любимые сыном книги и рисование, благо карандашами и бумагой с нами охотно делятся другие маленькие обитатели убежища. В последние дни Ваня предпочитает использовать чёрный цвет, хотя недостатка в цветных карандашах тут нет. Я понимаю, что ему страшно, но ничем не могу помочь… Я и сама безумно боюсь.