– Нам одного хватает. Отдавай давай! – добавил я металла в голос. Кто его знает, этого Генку? Он вообще-то здоровей меня, выше почти на полголовы. Но тут такое дело – за этот нож я ему точно нос расквашу, пусть он мне потом даже ответит вдвойне. Однако Генка только вздохнул с большим сожалением и вернул нож. Я бережно вложил его в ножны.

– Хорошая вещь, – вдруг кто-то сказал за моей спиной. Я даже подпрыгнул от неожиданности и оглянулся. Всецело захваченные созерцанием моей изумительной находки, мы с Генкой и не заметили, как к нам подошел какой-то светловолосый рослый парень с садком в одной руке, в котором еще трепыхались живые ельцы и даже пара подъязков, и с парой удочек-донок на плече. Видимо, возвращался с утренней зорьки в Ивантеевку, деревеньку всего в полукилометре от Лобаново. Он сказал с доброжелательной улыбкой.

– Дай посмотреть.

Я недоверчиво посмотрел на него, потом на Генку. Генка пожал плечами: мол, как хочешь. Подумав с минуту, я все же осторожно вытащил нож и протянул его парню. Тот опустил садок на землю, принял нож и так же, как и мы, с нескрываемым удовольствием стал рассматривать блестящий клинок. Сразу было видно, что рукоятка ножа ему как раз по руке: если я запросто мог держать его двумя руками, то широкая ладонь этого ивантеевского парня полностью накрыла рукоятку. Он поднес клинок ко рту, выдохнул на него – зеркальное лезвие затуманилось быстро исчезающей испариной.

– А как он в ножнах сидит? Туго или болтается? – по-прежнему очень приветливо спросил незнакомец.

– Да вроде нет, – не чувствуя подвоха, ответил я.

– А ну дай примерю, – попросил он.

Ну, я отдал ему и ножны. А этот козел аккуратно спрятал сверкающее лезвие в ножны и, улыбчиво поглядывая на нас с Генкой, также не спеша затолкал мою находку себе за брючный ремень, поднял с земли садок, на дно которого налип песок, и неторопливо пошел в по утоптанной тропинке в сторону своей вонючей Ивантеевки. Кажется, он что-то даже насвистывал при ходьбе.

Мы оторопело смотрели ему вслед. Еще немного, и этот гад поднимется на берег и навсегда исчезнет за крутым склоном.

– А ну стой! – крикнул я ему в широкую спину, покрытую серой курткой с капюшоном. – Отдай мой нож.

Парень даже не прекратил свистеть и продолжал подниматься на берег. Я бросился за ним, догнал и вцепился в его руку с садком. Этот грабитель, даже не оборачиваясь, широко и сильно махнул рукой, и я упал и покатился вниз, под берег.

– Бесполезно, – сказал мне, помогая встать на ноги, Генка. До этого он все время молчал. Я оттолкнул его руку.

– Знаешь, кто это? Колька Овсянников! Его вся Ивантеевка боится. Он в десанте служил.

От обиды и горькой досады – такой был сказочной красоты нож! – меня начали душить слезы. Но я сдержался, молча оделся – какая уж тут рыбалка, – поднял лежащий на песке велосипед и покатил в гору. А наверху оседлал его и поехал, вихляясь на раме, домой. Тут уж я заревел во весь голос. Пока не услышал за спиной дребезжанье Генкиного велика. Я перестал всхлипывать и на ходу одной рукой утер слезы.

– Ладно, не расстраивайся, – поравнявшись со мной, довольно (или мне так показалось?) сказал Генка. – Все равно бы его у тебя дома отобрали.

А ведь верно: отец тут же экспроприировал бы у меня этот нож – не будешь же его вечно прятать от взрослых, да и вообще от чужих глаз. Все равно, рано или поздно, попался бы кому-нибудь из них на глаза с таким прекрасным и грозным клинком. Но, боже мой, как же мне еще долго было обидно из-за такого наглого и бесцеремонного ограбления меня этим чертовым ивантеевским бывшим десантником! Гад, нашел с кем справиться! Вот если бы мы с Генкой были хотя бы в классе десятом, там еще надо было бы посмотреть, кто бы у кого что отнял!