– Так и быть, – милостиво согласился царевич Здебор, едва заметно ухмыльнувшись, и махнул палачу, чтобы тот опустил топор, после чего оборванца под свист и улюлюканье толпы отвели обратно в темницу.

Еще мгновение назад я была на волосок от гибели, а теперь опять сижу в нагрудном кармане оборванца.

Так и быть, за проявленную смекалку и спасение наших жизней я буду назвать его Хотеном, хотя «Немытый» – подошло бы ему больше.

– Отец неизлечимо болен. Я бы даже сказал – смертельно. Ни один из лекарей не смог ему помочь, но вдруг за годы скитаний ты стал целителем? – с тенью издевки сказал царевич Здебор и пронзил лицо брата холодным сапфировым взглядом.

Смертные шли по темному коридору, украшенному тусклой потрескавшейся росписью, изображающей птиц с человеческими головами.

Пол жалобно скрипел под их ногами, с высокого стрельчатого потолка свисала паутина, оглушительная тишина резала слух острее, чем мое обоняние – запах чесночной похлебки, которой пообедал сопровождающий нас воин из стражи царевича Здебора.

В мертвенной тишине, достойной моей болотной глуши, мы дошли до крепкой двери, на которой висел массивный замок.

– Добро пожаловать, – с легкой ухмылкой произнес старший царевич и отпер дверь, за которой, по ощущениям, был склеп.

Но нет.

Это был царский чертог, такой же грязный и пустынный, как дворцовые палаты, с потолка которого свисала не паутина, а длинные багровые отрезы ткани.

Вдруг лязгнула цепь.

Здебор бросил взгляд на стражника, и тот, поклонившись, быстро вышел из спальни, заперев за собой дверь на засов.

– Пойдем, брат, поздороваемся с отцом. Ты же его давно не видел, верно? – спросил златокудрый царевич и вдруг обнажил меч, осторожно раздвинув им в стороны красные шторы, от которых пахнуло сладковатым тошнотворным запахом крови. – Его болезнь усилилась, поэтому мы держим его здесь. В заточении. Так безопасней.

– Удобно, – перебил Здебора младший царевич. – Можно править от его имени, пока он, наконец, не умрет. Это ведь ты его заразил?

– Все не так просто, брат, – со зловещей усмешкой отозвался красавчик, осторожно пробираясь через лабиринт кровавых полотен. – Для чего мне это? Трон и так мой, ведь я старший царевич.

– Но не наследный, – сказал Хотен и хмыкнул.

Снова лязгнула цепь. Послышалось рычание. Пахнуло трупной гнилью.

– Что это? Кого здесь держишь? Пса? – напряженно спросил младший царевич, настороженно оглядываясь по сторонам.

– Сам ты – пес, – ответил Здебор и вдруг резко толкнул брата в спину.

Хотен упал на пол, точнее, на колено, ловко вскочил и едва увернулся от зверя. Он выпрыгнул из темноты, клацая зубами, и разорвал в клочья наруч на руке, которую выставил царевич, чтобы защитить шею.

– Отец, – ахнул младший.

Царь Тарнхолма, покрытый гнилостными струпьями, дико оскалился и снова бросился на сына.

– Это я! Хотен! – крикнул царевич, едва увернувшись от его размашистого удара, исполосовавшего на ленты штору, и вдруг поскользнулся на луже крови, чуть не рухнув в кучу того, что когда-то было, по-видимому, человеком.

О, теперь все встало на свои места.

Мне была хорошо известна эта болезнь.

– Беги, идиот! – со всей силы квакнула я, но смертный и без этого сообразил, что надо делать ноги, и в два прыжка очутился рядом с Здебором, который с мрачным любопытством наблюдал за развернувшимся в царской опочивальне боем.

***

Царь бросился следом за Хотеном и вдруг застыл в шаге от него, бешено клацая окровавленным ртом.

Железная кровать, к которой был прикован цепью владыка Тарнхолма, грохотнула, вынудив того ходить по кругу.

– Что это? – кипя от гнева, спросил младший царевич.