– Пусти его, – вдруг тихо произнес хозяин корчмы.

– Так он же того, – сказал охранник и выразительно покрутил пальцем у своего виска.

– Эй, хозяин! Мне нужен стол в углу на двоих, – бесцеремонно перебил перешептывающихся мужчин вонючий царевич, бросил на деревянную стойку мешочек с деньгами и направился к лавкам за каменной печью.

– Ждете гостя, милейший? – залебезил корчмарь, суетливо протирая стол замызганным передником и расставляя глиняную посуду.

– Это для жабы, – спокойно ответил царевич.

– Ты есть будешь? – спросил он уже меня, посадив на тарелку. – Квакни раз, если хочешь, и два, если считаешь меня козлом.

Я еле сдержалась, чтобы не квакнуть дважды, и выдавила из себя сдавленное бульканье.

Мухи уже давно переварились, поэтому я была не прочь чем-нибудь перекусить, да и в горле пересохло.

Интересно, здесь подают вино «Змеиная кровь»?

Оборванец довольно хмыкнул, перевел развеселившийся взгляд на корчмаря и серьезным тоном произнес:

– Жаба хочет есть. Принеси горшок с водой и тухлое мясо. И чтобы мух побольше. И личинок. А мне – то же самое, только свежее. И кувшин вина.

Беглый царевич перевел на меня ошалевший взгляд и вдруг сокрушенно покачал головой.

– Нет, тащи бочонок. Здесь тяжелый случай, – добавил он.

Корчмарь побледнел, как мертвец, уронил нож на пол, быстро поднял, а затем пролепетал:

– Да-с, милейший. Конечно. Все будет в точности исполнено.

***

Вечер начинался не так уж и плохо.

В корчме было полным-полно смертных, но никто и близко не подходил к столику беглого царевича, словно он был огорожен забором из черепов.

Пока оборванец опустошал кувшин за кувшином, я слопала с десяток мух и даже пару личинок.

О, Чернобог!

Никто и никогда не должен узнать, как низко я пала, иначе моей славе великой, могущественной и прекрасной черной жрицы – конец.

Кто будет бояться и уважать меня, если узнает, что я сидела на куче тухлятины в дырявом горшке?

– Итак, жаба, я достаточно пьян, чтобы начать разговор, – с усмешкой сказал грязный царевич и громко икнул. – Квакни, если поняла.

Я смерила его презрительным лягушачьим взглядом.

Мне не понравилось, что он дал мне такое унизительное прозвище.

Жаба!

Я великая и могущественная черная жрица! Владычица Храма Змей! Богиня тайн и черного колдовства! Хозяйка смерти! Мать ужаса! Жена мести! Сестра гнева!

Видимо, в порыве ярости я все же квакнула, потому что немытй с гадкой улыбочкой продолжил:

– Имя у тебя есть? – спросил царевич и опрокинул в себя чарку вина. – Квакни раз, если да.

Мое имя.

Я дико выпучила глаза на ухмыляющегося бродягу и поймала его испытывающий взгляд, словно нырнула в зеленую топь, покрытую ряской.

Вдруг из моей лягушачьей головы вылетело все, что я с таким достоинством и гордостью хотела сказать.

Мое имя?

О, черные боги. Кажется, вселение в лягушку чревато одним серьезным недостатком – короткой памятью. Как же меня, Тьма подери, зовут?

Мое имя!

Ну, такое яркое и сильное, внушающее ужас… Его все знали и боялись произносить в ночи…

Мое имя…

Я забыла.

– Проклятие! – выругался царевич, окончательно потеряв терпение. – Чтобы снять порчу, я должен узнать твое имя, ведьма!

Ну, что за глупый смертный?

Я вообще не занимаюсь причинением мелкого личностного вреда.

Мое предназначение – мор, чума и проказа, а также воскрешение мертвецов. Все это сделал с ним Чернобог, чтобы я, наконец, выбралась из болота. Жалкие людишки меня не интересуют.

– Постой-ка, не так быстро, – вдруг перебил поток моих кваков оборванец. – Так, может, ты злая ведьма, что лет двадцать назад жила на Мертвом болоте? Местные утопили ее. Как же ее звали? Точно. Бабка Суханка! Она присухами баловалась, мужиков губила. Так-так. Завтра отнесу тебя к Шемахе порчу снять. Мне забот и без жаб хватает.