– Ой, как замечательно! – уже бодро отвечает мама. – Но этот мальчик всё равно очень мне тебя напомнил.

– Иваном зовут, – добавляю, не переставая улыбаться.

– Красивое имя. Как деда твоего прям.

– Ага.

Мы оба замолкаем с мамой. Не знаю как она, но мне сейчас вдруг становится очень интересно посмотреть на отца и мать этого парня. Даже если учесть, что он живёт в глухой деревне, мозги у него работают неплохо: вон как умело собрал снегоход.

Погрузившись в свои мысли, я не замечаю, как мы заехали в небольшую деревню.

Надпись на знаке поистёрлась, и особо не прочтёшь, что там написано. Кое-где уже даже свет горит в окнах.

– Здесь что, только одна улица? – спрашиваю сам у себя, но слыша смешок мамы, усмехаюсь.

– Ты, сынок, слишком долго живёшь в городе. Хотя баба Паша при последнем разговоре упоминала, что у них здесь целых две улицы, просто разделены они небольшим пролеском. – Мама говорит, а я вижу на её лице такую спокойную улыбку, что сам успокаиваюсь. Может, и правда нужно было её раньше привезти сюда. Здесь она хоть улыбаться начнёт.

Снегоход Ивана останавливается. Парень вскакивает с него, жмёт руку другу и указывает тому в противоположную сторону. Сам же поворачивается ко мне и кивает на дом, огороженный метровым штакетником. В сумерках особо не рассмотришь всё, но территория огромная. Вот только проблема – не чищено. Ладно разберёмся.

– Приехали, мам, – говорю я улыбаясь и, выйдя из машины, помогаю и ей выбраться.

Мы подходим к калитке, где стоит Иван и ждёт нас. Провожать, что ли, будет? Я уже собираюсь задать ему этот вопрос, как дверь в доме резко открывается, и из него вылетает низенькая щупленькая старушка в огромных валенках и, закутывая на себе огромный серый платок, кричит:

– Ой, спаситя-помогитя! Паша помярла. Ой, люди добрые!

Иван дёргается к бегущей бабушке, но тут открывается окно, и в него наполовину вываливается вторая старушка, которая начинает хохотать на всю округу.

– Глашка, ты чаво? Совсем дурная? Шутку опять проглядела.

– Тьфу, – зло выплёвывает старушка, что выбежала на улицу, резко останавливаясь. – Дура старая. Всё. Больша не пряду к тебе. Сама пей свою наливку, а я к Маньке ходить буду.

– Ну, Глашка, – не переставая хохотать, выходит на улицу старушка.

– Не Глашкай мне, карга старая. – Она поворачивается к Ивану и строго говорит: – Поди, унучик, забери вещи мои у этой мымры. Я больша с ней не вожуся. – И гордо выходит с калитки, даже не замечая нас.

– Да, бабуль, – улыбается Иван и идёт к дому. – Привет, баб Паш.

– Привет, Ванюша. А это кто там с тобой? – Наконец-то и нас замечают.

А я думаю: может, ну их эти каникулы, и домой уехать?

– А это к тебе приехали. Из города.

– Тёть Паш, – тихо начинает мама. – Это я, Маринка.

– Ой, мать честная! – орет баба Паша так громко, что даже я подпрыгнул.

Твою мать, у меня мужики в сервисе ведут себя тише.

– Девонька моя! – Бабулька бежит к нам, а я просто удивляюсь её прыткости. – Приехали. Слава Богу. Ой, а это Валерчик? Господи, как вырос. Хорошие мои. – Она начинает обнимать и тискать маму, а после и ко мне подходит.

Низенькая, меньше Ивана ростом, но пышная старушка с румяными щеками. Я и забыл, как выглядит наша баба Паша. Я стараюсь улыбаться в ответ, так как пока ещё не отошёл от первого впечатления.

– Вот, Глашка, теперь и ко мне внук пожаловал! – Орёт в сумерки наша бабулька, где уже скрылась первая старушка, да так, что эхо разносится везде. – Видишь, какой красавец вырос.

– А у меня внук всё равно краше, – летит ей ответ ничуть не тише по громкости.

– Тьфу ты, ведьма, – отвечает баба Паша.

– От ведьмы слышу! – кричит баба Глаша.