– Милорд, – констатировала я. – А зачем стучать? У вас же есть еще один ход.
Мужчина прикрыл глаза, ссутулился, а его лицо пошло алыми пятнами, разом став еще более отвратительным.
– Я… Я прошу у вас прощения за свой возмутительный поступок, мисс Лэйк, – сбивчиво забормотал Грейсток. Его голос отчаянно хрипел, то и дело превращаясь в надрывный шепот. Смотреть в мои глаза аристократ все еще не решался.
Если, по мнению Джареда Лоуэлла, вот эти невнятные жалкие оправдания могли хоть как-то исправить случившееся, то зря он так думал.
– Вы вообще не должны были ни о чем узнать, – в итоге выдал мужчина и замер, будто ожидая удара.
Хотелось действительно приложить его за все хорошее, но бить графов мне точно не по чину, да и было откровенно мерзко прикасаться к этому типу. Выглядел он тошнотворно.
– Не должна была узнать… – задумчиво повторила я и вспомнила, что напитки накануне имели какой-то необычный привкус.
Кажется, меня пытались… усыпить. И еще неизвестно, что собирались сделать, пока я была без сознания! Стоило представить, как этот полутруп прикасается ко мне спящей – желудок тут же скрутило спазмом от гадливости и ужаса. Даже порадовалась, что не успела поесть, иначе бы наверняка вывернуло прямо на аутентичный каменный пол настоящего старинного замка.
– Мисс Лэйк, с вами все в порядке? – словно бы испугался за меня граф и сделал шаг вперед, да еще и руку протянул.
Стало еще хуже. Я отшатнулась, пытаясь избежать прикосновения. Только бы Грейсток не дотронулся до меня! Даже одна мысль о подобном вызывала омерзение.
Мужчина замер так, словно его ударили под дых, и резко отвернулся.
– Прошу прощения за свое возмутительное поведение и нынешнюю навязчивость, – обронил он тихо. – Постараюсь больше не беспокоить вас.
Обед мне принесли в комнату. По личному приказанию милорда, как сказала горничная, заявившаяся с подносом. Надо было видеть ее лицо – казалось, будто она готова мне в волосы вцепиться, но – вот незадача! – не позволяет хорошее воспитание.
А самое отвратительное в происходящем заключалось в том, что мне с какого-то перепугу было стыдно за собственное поведение. Вот странно даже – это ведь меня попытались опоить, вломились в комнату посреди ночи, так почему же именно я почувствовала себя жестокой?
День прошел в само- и бумагокопании, что неблагоприятно сказалось на моем настроении. Я принялась рычать на Ланса из-за каждой мелочи, после чего он со свойственной, наверное, ему одному наглой бесцеремонностью уточнил, не те ли самые ужасные дни у меня началось. В итоге ничего не швырнула в него лишь потому, что под рукой были только документы рода Грейстока: а ими швыряться никак нельзя, да и толка не будет.
– Что вы вообще с Грейстоком не поделили? – недовольно ворчал Уолш. – Он сидел за обедом с таким лицом, будто только что похоронил любимую бабушку, ты вообще не появляешься за общим столом. Что за ерунда здесь творится?
Я только махнула рукой. Рассказывать о случившемся точно было рано, к тому же, если Грейсток решил извиниться, есть шанс, что удастся избежать очередной неприятности.
– Нам нечего делить с графом Грейстоком. Просто у меня разболелась голова после этой пылищи, вот и осталась у себя. А граф – он же больной.
– И на голову тоже… – протянул Ланс.
Откуда-то из-за стеллажей донеслось предупреждающее покашливание недреманного дворецкого, который определенно не собирался терпеть оскорблений драгоценного господина.
– У графа Грейстока слабое здоровье, – с нажимом произнесла я, – поэтому он не может развлекать нас каждый день.
Ланс мрачно фыркнул и еле слышно пробормотал под нос что-то там про припадочных сдыхотей и ненормальных истеричек. В каком же все-таки спокойном и беззаботном мире живет мой многоуважаемый куратор. Никаких тебе маньяков посреди ночи…