От раздражения, съедающего меня изнутри, руки не слушаются, никак не могу попасть ключами в замочную скважину. Однако через пять минут попыток до меня доходит, что дело не во мне. Присматриваюсь и понимаю, что кто-то залил замочную скважину... клеем, что ли? Похоже на то.

— Да ладно? Это что, шутка, что ли?

Оглядываюсь по сторонам, но понимаю, что здесь видеокамер в подъезде нет, они установлены только на первом этаже. Проклятье! В бешенстве пинаю дверь и с силой дёргаю на себя дверную ручку, наверно просто в жесте отчаяния. Однако ручка неожиданно отрывается, и я сам отлетаю к противоположной стене, грохаясь в дверь чужой квартиры. В шоке смотрю на сломанный замок.

Нет, это не совпадение, ручку кто-то ломал-крутил, ну или что там с ней сделали, чтобы она так разболталась?

Стою с ручкой в руках, как идиот, и натурально бьюсь головой об дверь. Истерика — это не всегда дикий ржач и громкие рыдания. Иногда она выглядит так, да. Потому что ну сил моих нет, правда!

На шум в подъезде выглядывает любопытная соседка из квартиры напротив.

— Димочка, ты чего тут расшумелся? — заботливо спрашивает она.

Улыбаюсь старушке, киваю на поломку.

— Да вот, кто-то свинью подложил...

Хм, а может, она видела, кто тут нашкодил?

— Баб Нюр, вы тут хулиганов не видели? — спрашиваю у соседки в надежде, но та качает головой.

— Прости, милок, сама недавно домой пришла, ничего не могу сказать. Помощь нужна?

— Сам справлюсь, спасибо.

Соседка скрывается за дверью, а я приваливаюсь спиной к стене и вызываю по телефону специалистов, которые помогут мне попасть домой. В итоге только часа два спустя оказываюсь в квартире, доведённый до белого каления длительным ожиданием и в целом чередой идиотских происшествий в жизни.

Наверно, не стоило в таком состоянии звонить Степану Анатольевичу, но я все же позвонил. На душе кошки скребли, мир вокруг стремительно сходил с ума, и меня о его лихорадке почему-то никто не соизволил предупредить.

Однако разговор с владельцем фотостудии развивался совсем не в том ключе, в каком я рассчитывал.

— А может, ты мне просто не нравишься? — усмехается Степан Анатольевич. — Персонал мой вечно дергаешь, на техников орешь, девчонок совсем загонял.

— Стаду овец вообще нужен пастух, знаете ли, иначе они так и будут бегать и блеять.

— Заткнись, ублюдок, — грубо осаживает меня Степан Анатольевич. — Ты за собой сначала последи, нечего мне указывать. Знаю я, как ты с моделями у меня порой развлекаешься и диваны используешь не по назначению. Давно хотел от тебя избавиться.

Собираюсь возразить, но вспоминаю, что несколько раз действительно использовал диваны и кровати для других целей, в итоге так и не добравшись до фотосессий. С Яной, например. Да и со многими другими, если честно. Но откровенно говоря, не уверен, что я один такой развязный. В фотостудии толпы народа ошиваются и некоторые даже в меня вызывают массу вопросов. Да и камер наблюдения в самих залах нет, это я точно знаю. Тогда откуда?..

— Молчишь? Вот и молчи, так ты хоть немножко умнее выглядишь.

Тут у меня попросту срывает внутренний стоп-кран, и дальше мы разговариваем на сугубо матном языке. Долго и со вкусом, описывая друг другу все варианты витиеватых дорожек, куда бы нам следовало отправиться.

— Мне уже донесли про твой погром, учиненный в студии, — добавляет Степан Анатольевич. — По тебе дурка плачет, врубаешься?

— Вы мне машину испортили! — рычу я в ответ. — Там ремонта на несколько тысяч!

— Значит, мы квиты, — сухо бросает этот козлина и сбрасывает звонок.

Мой разгневанный вопль похож на рев раненого бизона. Достали, все!