– Это Маринкина родня,-поясняет Васёк.

У чёрного мраморного креста брат и сестра останавливаются.

« Родственница?»

«Здесь ожидает воскресения Поликсея Беспоповцева»-выведено золотыми буквами на мраморном надгробии.

«Мать?…»

Аля деликатно отходит в сторону.

Тянутся полуистлевшие деревянные столбики и заржавевшие металлические пирамидки с пятиконечными звёздами. На кладбищенской ограде ворона играет в переглядки с металлическим отблеском внутренности шлема, нанизанного на ветку, а при Алькином приближении пикирует на него.

– Моё!– вопит законная владелица. Воровка ищет укрытия в растительности, облепившей к склон. Алька ныряет следом:-Отдай!

Взмах крыльев и… похитительница уже на противоположной стороне оврага.

– Ах ты ворюга!– Девушка берётся за камень. От возмущения ворона каркает-и…

Алька спешит воспользоваться её оплошностью.

Кое-где блестящая оснастка шлема повредилась, не выдержав варварского обращения. Нахлобучив потеряшку на голову, девушка оглядывается: разбросанные там и сям захоронения сменились настоящей тайгой.

– Све-е-ета!-В ответ лишь птичья перебранка.

Она пытается опознать хоть какую-то кладбищенскую примету. Но кругом лишь сосны-великаны переминаются с ноги на ногу под действием ветра-сиверко. И тогда девушка решает двигаться на истеричний крик чаек. На высоком берегу, по-здешнему, крутояре у ветра ровно столько сил, чтобы собрать запахи болота, древесины и таволги.

– А-а-аля!

Она двинулась на голос и напоролась на сердитый взгляд:

– Твой отец хочет приобщить тебя к реальной жизни. Но потеряться в тайге…Это «ту мач!»

Светлана-Соломия устремилась вперед. Братишка рванул следом. Москвичка последовала их примеру, но догнала лишь на главной кладбищенской аллее. С противоположного её конца показалась старушка в чёрно-красной клетчатой шали.

– Здравствуйте, Анфиса Павловна!

– Спаси вас Бог!-шумно выдохнула бабушка, цепко ухватив выцветшими, но проницательными глазками Алю.– Гляжу, и «московка» ваша тут.

Анфиса Павловна и Светлана-Соломия обмениваются взглядами, и между ними происходит молчаливый диалог, который обе хорошо слышат и понимают: « Да, хлопот с городскими не оберёшься… Но такая уж судьба: принимай, корми, забавляй».

– Что, тяжело, Соломка, за большуху-то оставаться?-осведомилась бабушка.

– Обвыкла. А вы ещё помните, как меня дед Михей называл?

– Как не помнить!-Анфиса Павловна помедлила и присовокупила:-Строг был покойничек, но справедлив. Упокой, Господь, его душу!

– А чья это могила?– москвичка кивнула на скособоченный крест, рядом с которым лежал букетик колокольчиков.

Бабушка обратила ласковый взгляд на холмик:

– Дружок мой здесь спит. –И обратившись к молодёжи, пояснила:-Ждёт Судного дня. Когда архангел вострубит!

– Чего ждёт?– не поняла Аля. Старушка её не услышала:

– Имечко мудрёное у мальчишки. Запамятовала…

– Да не переживайте так! – ободрила бабушку Светлана-Соломия. – Кто не забывает, тот и не вспомнит.

– А годков ему было… Пожалуй, вёсен девять от роду. Он для бани носил воду из проруби. Поскользнулся ли малец или тяжёлое ведро потянуло вглубь – доподлинно неизвестно, – только оказался в ледяной воде. Поговаривали даже, что его шулыкуны утащили.

– Шулы…А кто это?– нетерпеливо прерывает рассказчицу Алька.

– Нежити. Маленького росточка, в остроконечных шапках. Выпрыгивают из проруби в Святки и бродят до самого Крещенья. А потом – бултых!

– Мальчика спасли?– спрашивает Светлана-Соломия, относившаяся к местной мифологии скептически.

– Амвросий! Вот как его окрестили.-Анфиса Павловна смотрит перед собой,как будто пространство приоткрыло для неё завесу времени.-Вытащить-то его вытащили, но захворал дружок…