Рядом ошивается мой отбитый братец, который при виде меня расплывается в зловещей ухмылке и язвительно выплевывает:
— О. Подкидыш? Ты и тут наследила?
— О. Выживший выкидыш, а ты туалеты перепутал или мы о тебе что-то не знаем? — не остаюсь в долгу, и пока этот придумок пыхтит, не зная что ответить, мило улыбаюсь и, сделав ручкой, удаляюсь.
Этот университет слишком мал для нас двоих. Да что там! Нам на одной планете тесно.
***
Жизнь потекла своим чередом… Могла бы я сказать, но нет. Я все время на иголках, а как иначе когда буквально в комнате напротив тебя живет Сатана? Сущий дьявол. Илья, чтоб он подавился, Муромцев.
Каждый божий день этот кретин портит мне жизнь.
Знаете, эти приколы на уровне первого класса? Не то чтобы человек с одной извилиной (явно не в мозгу) может придумать что-то стоящее… И тем не менее эти «приколы» к концу недели доводят меня до нервного тика и заикания.
Во вторник вечером подкидыш подлил мне в чай слабительное. Как я об этом узнала? Догадайтесь, блин, с трех раз! В среду утром козел стащил мои вещи из душа, а также все полотенца.
Я стояла абсолютно голая, мокрая посреди ванной комнаты и посылала на голову засранца все кары небесные.
Вы когда-нибудь вытирались туалетной бумагой? А обматывались ей, чтобы прикрыть все стратегически-важные места? Потому что, естественно, в хоромах Муромцевых эти крутые стеклянные душевые. Я не нашла больше, чем прикрыться!
Наверное я была похожа на мумию, когда вышла из ванной. И совсем не удивилась, заметив Илью стоящего в дверях своей комнаты, из которой доносился какой-то отвратительный рок, от которого мои уши сворачивались в трубочку.
Зло топая и пыхтя, я пресекла дистанцию от ванной до своей комнаты и открыла дверь. Илья, наблюдающий за моим эффектным появлением, конечно же, не смог удержать свой поганый рот на замке.
— Я стриптиз не заказывал, сестренка!
— Закатай губу, дебила кусок! — сердито рявкнула я, а потом захлопнула дверь, чтобы не видеть эту самодовольную рожу.
Это была только среда… А в четверг родители за завтраком сообщают нам «потрясающую» новость, от которой мне захотелось взвыть, а Муромцеву, судя по ухмылке Джокера, пускать салюты.
Они уезжают. Опять. Оставляют меня на произвол судьбы. У мамы какая-то конференция в Германии, у Пал Палыча дела по бизнесу, разумеется, в Германии. Надо же, какое совпадение! Сказать, что я готова начать биться головой о стол — ничего не сказать.
Просто один вопрос: за что? За какие грехи мне такое наказание?
— Аделька, ты чего погрустнела? — обеспокоено спрашивает меня мама.
Вот он. Мой шанс. Сказать, что Илья свинья и портит мне жизнь, что мне приятнее находиться в общественном туалете, чем в обществе сводного брата, но не могу вымолвить ни слова.
Язык словно прирос к небу, и мне удается только слабо улыбнуться.
Илья между тем, вальяжно развалившись на стуле, прожигает своими глазами во мне дыру. Кидает вызов, мол, давай, сестренка, пожалуйся своей мамочке.
Награждаю этого конченного взглядом, который можно расшифровать только как: «Чтоб ты сдох!», а потом все же отвечаю маме.
— Все хорошо. Просто задумалась о своем.
— Ладно, — мама не верит мне ни на йоту, но не давит, за что я ей благодарна.
Пока родители разговаривают о своем, мы с Муромцевым играем в гляделки.
«Слабачка!» — говорит он глазами.
«Мудак!» — отвечаю я.
Закончив с традиционным «семейным» завтраком, мы все расходимся. Я уже поднимаюсь по лестнице, когда слышу громкие шаги позади себя. Ускоряюсь, потому что каждый разговор с Ильей — это минус одна нервная клетка.