А сейчас я хожу и внимательно слушаю, о чём говорят вокруг меня старики.
Скорее всего, части нашего организма рассчитаны на определенное количество движений, нагрузок, лет.
– Почему у тебя развален позвоночник? – спрашиваю Меира.
– А оттого, что я бывший сварщик, – смеётся Меир, – по сто раз в день движением башки опускал на глаза сварочную маску, и вот тебе результат!
Ну да. На уроках истории искусства в худучилище (это было давным-давно) я как дурачок смеялся, когда рассказывали историю про художника Репина, писавшего свои картины кистями с нестандартными, длиннющими черенками с такого большого расстояния, что у него к старости отсохли руки.
А сейчас вспоминаю Илью Ефимовича каждый день, намахавшись с группой в двадцать человек деревянной киянкой и стамесками. Скоро, скоро Репин надо мной посмеётся в ответ!
Но есть способ противостоять.
Надо понижать стандарты. Иначе как привыкнуть к ходункам, слуховым аппаратам, зубным протезам и т. д.?! Даже не хочется продолжать этот список вещей, без которых жизнь становится невозможной.
Недавно слышу, как один дед говорит другому:
Первый: «Ты где пропадал?»
Второй: «На проверках в поликлинике!»
Первый: «И что говорят?»
Второй: «Говорят, что я в порядке!»
Первый: «Скорее всего, они понизили стандарты!»
«Они понизили стандарты!» – это и есть ключевая фраза, позволяющая существовать в старости, так сказать, «здоровым». Понижая стандарты, мы отпускаем ситуацию и перестаём воевать с собственным организмом. Нет, конечно, давайте делать всё – йога, лыжи, бег, переплывём хором Ла-Манш в сто лет, постоим на голове, убежим от инфаркта, никакого нам молока после пятидесяти, ни сахара, ни соли!
Но, по большому счёту, остаётся только смириться и понизить стандарты. Ведь практически за что у старика ни возьмёшься – у него это либо болит, либо этого уже вовсе нет.
– Когда я был молод и красив, – говорит Бенцион, – я сочинял музыку! Да-да! Я написал целое произведение и назвал его «Кантата про простату»! Но сегодня мне уже не на чём ее исполнять…
Да и гены, гены… Если к старости относительно светлая голова – подводит туловище. Или наоборот. Но это потом, не сейчас. В далеком будущем, когда-нибудь, дети начнут рождаться сразу с пластиковым мешочком запасных внутренних органов в кулачке. И все они, эти дети, будут сделаны, наверное, в Китае. А пока всё не так.
Мы же «сделаны из г@)вна».
– Я спешу. Мне сегодня же надо закончить рельеф прыгающего волейболиста, у меня через две недели операция на сердце. Не знаю, вернусь ли?! – сказал мне как-то старый Цви.
Тогда он ещё, кстати, вернулся.
Что за интерес в этой старости? Какой я буду в старости, такой же или сильно поменявшейся (из-за неё)?
В тридцать лет я завёл густую чёрную окладистую бороду.
Я хотел выглядеть старше своих лет. Думаю, что моё желание выглядеть старше было сродни способности каких-нибудь африканских экзотических лягушек раздуваться до невероятных размеров – чтоб тебя зауважали и стали бояться окружающие, то есть возникло – от страха. Потом прошло.
Вообще, все периоды жизни – отрочество, юность, зрелость – я ждал с нетерпением: «Ого, каким я стану!»
Ждать с нетерпением можно всего. Даже, говорят, пенсии можно ждать с нетерпением. Я сам слышал. Только старости не ждут – её боятся.
89-летний Давид тихо говорит мне:
– Каждый день я чувствую себя хуже предыдущего. – Каждый день хуже?! – ужасаюсь я.
– Не переживай так за меня, – говорит мудрый Давид, – тебе-то ещё до старости целых тридцать лет!
Ну как можно таким хотеть стать?!
Основной вопрос – когда эта старость придёт? В каком возрасте? Мне не понять пока. Хотя, по версии Давида, в девяносто она уже точно будет при мне. Кстати, у женщин то же самое. Хотя вот тут подсказывают, что неизбежное приближение старости они начинают ощущать лет эдак с девятнадцати. Может, поэтому они дольше мужчин живут.