– Может, уже хватит, Петр Григорьевич?

Ну в самом деле, нервы сдают.

– О чем вы, Лада Леонидовна? – неприкрытая ирония в голосе.

Как же так? Он смеётся надо мной, а я тут из последних сил борюсь со своим сдуревшим от затянувшегося целибата телом.

– Я о вашем моральном… давлении! – повышаю голос, это помогает прийти в себя.

– Не понимаю. В чем выражается давление?

– Все вы понимаете! Я не собираюсь…

Я не собираюсь с тобой спать?! Или собираюсь? Всё – это аут, Ладка. Он меня заморочил так серьёзно, что я сама в своих чувствах заблудилась. Из последних сил добавляю:

– Я вам уже все сказала… Зачем вы?

Пальцами нервно натягиваю юбку коленки, пытаясь хоть как-то спастись от плотоядного, хищнического взгляда. Губы подкусываю, чтобы не закричать от безысходности, от вулкана эмоций и разрозненных чувств, что переполняют меня в этот момент.

– Лада Леонидовна, в данный момент я везу вас на семинар, только и всего. Ничего более, – опять усмешка в голосе.

– Ничего? – я  разворачиваюсь к нему  смотрю прямо в глаза.

Подонок! Ты же весь извертелся на своём сидении, дыры во мне взглядом прожёг! И говоришь, что ничего не делал…

А  ведь он, действительно, ничего не делал.

– Ну, кроме того, что я хочу пригласить вас после семинара на ужин… Но вы, как я понимаю, откажетесь?

На ужин пригласить, конечно.

На что надеется? Или опять смеется? Как понять?

Дура. Пить надо меньше вин итальянских за счёт богатых юристов.

– Откажусь. Оставьте свои попытки уже, Петр Григорьевич. Не будет по-вашему.

А вот теперь, после четкого обозначения своей позиции… Надо валить!

Хватаюсь за ручку на двери, только пытаюсь открыть, как Пётр резко наклоняется ко мне, перехватывает обе мои руки!

Я вскрикиваю, делаю попытку вывернуться.

Доигралась, Лада!

– Посмотрим, малышка. Посмотрим.

Опять я – малышка.

Это так сладко, так мучительно больно… Как мой первый раз.

С тобой, Пётр Алексеев.

Глаза в глаза, он ещё ближе наклоняется ко мне и …

Целует.

Жадно, голодный зверь… Жарко, до боли! Он возбуждён, он весь горит. И  его пламя перекидывается на мою неприступную  крепость, которая  выкидывает белый флаг… Опять! Как в нашу дурацкую встречу в его кабинете.

Его рука на моём затылке. И я плавлюсь. Начинаю отвечать ему. Сплетаюсь своим языком с его, впускаю в рот. Господи, лишь бы не стонать. Это будет уже за гранью. Хотя… И так все за гранью.

Далеко-далеко…

Он руки мои отпускает. Я свободна… Могу делать то, что мне нравится. А мне нравится то, что происходит. Это так сладко, так невыносимо сладко…

Касаюсь его плеч, склоняю голову набок, чтобы глубже впустить его язык.

Умираю от его вкуса, напора, жесткости… Все, так как я хотела, так , как представляла…

Марево туманит разум, пульсом бьёт низ живота.

– Здесь стоянка запрещена, – стучат в стекло.

Мы замираем. Я резко распахиваю глаза, вернувшись на грешную землю, в машину к похотливому боссу. Испуганно смотрю на Петра Григорьевича.

Боже! Боже мой! Это что было?!

Пытаюсь вырваться, а он не пускает!

– Лада… – в его голосе хрип, глаза затуманены.

– Боже мой, – шепчу испуганно.

Сердце стучит, накрывает осознание дикости происходящего.

– Убирайте машину! – опять стук в стекло.

Перевожу взгляд на парковщика, потом опять на Петра Григорьевича.

Меня кидает в дрожь от испуга. Я не могу контролировать своё тело! Это пугает так сильно, что я ощущаю приступ паники. Нервно отстёгиваю ремень безопасности.

Причина всех моих несчастий пытается меня остановить. Применяет силу. Это действует, как вылитое масло в огонь. Мне становится ещё хуже, я начинаю истерично дёргать ручку.

– Лада, нет! Стой! Стой, я сказал! – слышу настоящий рык.