Танюша весь вечер не бросала меня, но Олег был так настойчив и обаятелен, что увёл её побродить по берегу и хотя она всячески настаивала на том, чтобы мы и меня взяли с собой, я отказалась, потому что совершенно не хотела быть для неё обузой и служить раздражением для этого загадочного красавца. Чем он занимался я понятия не имела, он вообще о себе в компании не говорил.

Екатерина Сергеевна, отвязавшийся от меня наконец Степан, (который по пьяни попытался ухватить меня за задницу, говоря о том, что "пышки - это самый сок в женском обличье" и всегда ему нравились, на что я порекомендовала ему хорошенько раскормить жену) и курьер Пётр играли на песке в карты в свете лежащего рядом фонарика.

Николай, налакавшийся настолько, что увидел во мне женщину поначалу шутливо звал меня погулять, при том, что едва стоял на ногах и под прогулкой видимо подразумевал, что я его буду таскать на себе, как спасающий раненого товарища воин на поле битвы, а потом и вовсе заснул на коврике.

Михаил трепался по телефону, решая какие-то деловые вопросы, а потом, пройдя мимо меня, присоединился к компании игроков в карты.

Потом они позвали меня, но я отказалась, переживая из-за того, что совершенно не понравилась Олегу и ревнуя его к Таньке, хотя у меня не было на то никаких оснований. Но позже, порядком захмелевшая, принялась играть с ними в дурака, продолжая налегать на алкоголь, а точнее в себя-дурочку, поскольку всё, что я помню перед тем, как порядком напилась, я постоянно проигрывала, бросая карты на коврик едва ли невпопад.

А вот дальше меня похоже, просто прорвало, потому что после услышанной ненароком фразы Олега Михаилу, я так отожгла, что слово "стыдно" отражает моё состояние на следующей день очень и очень отдалённо.

5. Глава 5

- Знаете, господа, что я вам скажу... - начала я, взобравшись на песочную кочку, как на трибуну. - Вот в России... ик... этта... мужиков зрелых куда меньше, чем баб. Дамы... ик... прошу на "баб" не обижаться...

Михаил, снова принявшийся бродить по берегу со своим телефоном, аж замер с ним в руке, чуть убрав от уха.

- Что происходит вообще? - поинтересовался он у очкастого недоросля Пети, минуту назад пытающегося мухлевать, а сейчас уставившегося на меня широко распахнутыми глазами.

- Выступление, похоже... - пробормотал он.

Всё это время я балансировала на кочке, стараясь с неё не свалиться. Равновесие удерживалось с трудом, пологий берег передо мной и тёмная река за ним покачивались так, будто я не на кочке стояла, а в лодке в штормовую погоду.

- Выступление, ага, - подтвердила я. - Ща я его продолжу, вы у меня попляшете...

- Слушайте, ребят, Евдокии больше не наливать... - послышался голос кого-то из других картёжников.

- Евдокия, если понадобится, сама за собой поухаживает, - не растерялась я. - Мужиков-то вокруг раз-два и обчёлся!

- Ду-усь, - позвала меня подошедшая ближе Танюшка, - Ты чего?

Спустя несколько секунд подтянулись и остальные.

- Опа, отличненько, все в сборе, - взмахнув рукой, чтобы удержаться на кочке, сказала я и, как мне показалось, грациозно выпрямилась. - Ща я вам объясню кой-чего...

Возникла тишина. Только поодаль лягушка какая-то поквакала.

- Это не вы там чем-то снова недовольны? - обратила я на это квакание внимание уставившейся на меня Екатерины Сергеевны, что даже привстала от возмущения, когда я начала свою Надкочечную Речь. - Не вы, да? Ну и ладно. Тогда начнём. Приступим... ик... в смысле.

- Да что с ней? - спросил заспанный Николай.

- Перебрала она...

- Так, тихо! - воскликнула я. - Я конечно пьяная толстая дура, но я вам вот что скажу, господа. Дамы тоже могут послушать, я не возражаю, но это... ик... факультативно.