– Давай, Хуан, мы уходим.

– Я не могу – прошептал он – у меня всё болит.

– Давай, Хуан, надо встать или нас всех убьют. Я только оставлю рюкзаки снаружи и сразу вернусь за тобой.

– Ладно, ладно, я постараюсь, – ответил он, слегка пошевелившись.

Я взял наши рюкзаки и, слегка покачиваясь от головокружения, выбрался из самолёта наружу. Мне стоило огромных усилий не остановиться и не броситься помогать остальным пассажирам. Но я не знал, сколько времени у нас в запасе, и очень хотел жить, дожить хотя бы до рассвета. Мы находились на самом краю большой поляны. Видимо, пилот попытался посадить самолет именно здесь, на открытом месте, но его немного отнесло в сторону, так как он зацепил крылом верхушки высоких деревьев. Огромный столб черного дыма поднимался к небу, и мог быть виден невооруженным глазом на многие километры вокруг. Я нырнул в заросли и оставил наши рюкзаки у подножья какого-то огромного дерева. Едва я развернулся, чтобы пойти назад к самолету, как на поляне появилась группа чернокожих и хорошо вооруженных людей. Они появились с противоположной от нас стороны поляны.  Я быстро присел и спрятался за дерево. Что-то сильно кольнуло в животе. Партизаны, одетые кто в камуфляж, кто в гражданское, окружили самолет, что-то громко крича и угрожая оружием.  Невозможно было понять ни одного слова, но судя по местности, где мы оказались, это должен был быть язык суахили, хотя, кто его знает, это мог быть какой угодно язык.

– Нитока! – кричали они раз за разом – эний, нитока, мааруси!1

Тут же некоторые пассажиры стали выходить из самолета, растерянные и смущенные. Их сразу же укладывали на землю, и, нисколько не церемонясь, начинали тщательно обыскивать. Тем временем подходили ещё повстанцы.  Один пассажир, сидевший в полете перед нами, вдруг резко поднялся и бросился бежать – видимо сдали нервы. Его тут же расстреляли  несколькими автоматными очередями. Он умер мгновенно. Тем временем Хуан, видимо, решил воспользоваться общим замешательством, и бросился бежать в противоположную сторону.

– Баси!2Баси! – закричал кто-то из повстанцев, заметив рывок Хуана.

– Нифьетуа!3– громко прокричал тот, который был похож на командира, когда Хуан уже почти добежал до кромки леса.

Не медля ни секунды, двое повстанцев выпустили ему вслед две очереди из автоматов. Одна пуля просвистела рядом со мной, и я резко пригнулся, зажмурив глаза, наивно полагая, что так я мог спастись от пули. Хуан упал на колени метрах в пяти от меня. Его угасающий взгляд на мгновение остановился на мне, на моей съёжившейся в страхе фигуре, и, прежде чем его тело рухнуло на землю, он одарил меня своей последней улыбкой.

– Нитока, мааруси! – продолжали кричать повстанцы тем, кто ещё оставался в самолёте.

Мне не пришлось даже сдерживаться, чтобы не закричать. Я просто онемел от шока. Меня полностью парализовало. Не знаю, сколько времени я пребывал в таком состоянии, но когда я снова пришел в себя, я вдруг осознал, что мне осталось только одно: спасать свою жизнь. И этим спасением было бегство. Я схватил оба рюкзака и поспешно скрылся в зарослях леса, стараясь не шуметь, хотя и получалось это плохо. Все тело болело, я спотыкался на каждом шагу, ноги не слушались.  Я не знал, куда бежать, однако прекрасно понимал, что чем больше будет расстояние между мной и этими дикарями, тем больше у меня будет шансов остаться в живых.

Подгоняемый страхом, я прошагал около двух часов без остановки, пока ноги мои окончательно не подкосились.  Я повалился в траву, почти без чувств от полного физического истощения. Рюкзаки, казалось, были набиты камнями.  Моё левое колено сильно болело. Когда-то, играя в футбол, я получил травму, которую так и не залечил, и которая до сих пор напоминала о себе при чрезмерных нагрузках. Я порылся в своём рюкзаке и достал банку освежающего напитка. Она всё ещё  была прохладной, и я выпил её c жадностью. Пот лил ручьём, обильно стекал по подбородку, как будто я побывал под проливным дождём или только что вышел из бассейна. Мне не хватало воздуха, и я начал дышать глубже, широко разевая рот. Один такой вдох оказался слишком глубоким, и я, поперхнувшись, зашелся в приступе нестерпимого кашля и чихания. Мне показалось, что я сейчас задохнусь. Когда мне удалось успокоиться, но все ещё с трудом восстанавливая дыхание, я увидел, что свет слегка померк, начинало темнеть. Алекс погиб при крушении самолета, Хуан – хладнокровно расстрелян из автомата, два моих лучших друга погибли в течение очень короткого отрезка времени. Причиной всему была какая-то нелепая гражданская война, к которой мы не имели никакого отношения, и смысла которой я не понимал. Почему эти люди не убивают своих прямых врагов или друг друга? Почему они убивают нас? Почему они убили моих друзей, Алекса и Хуана? Вот же сволочи! По мне, так поубивали бы друг друга, и дело с концом! По их вине я оказался один, в этом дерьмовом месте, весь мокрый от пота, обессиливший, задыхающийся и без своих друзей. Почему это происходит со мной, с нами? Смерть Хуана, хладнокровно расстрелянного этими зверями, всплывала в моей голове, как повторяющиеся кадры фильма ужасов. Тускнеющий блеск его глаз, смотрящих прямо на меня в то роковое мгновение. Я попытался не думать об этом, спрятать эти мысли где-нибудь глубоко в складках моего мозга, но безрезультатно. Всего несколько часов назад мы были вместе, смеялись, вспоминая забавные приключения сафари, а сейчас…